evil prevails

за кровь твою

Юнги глядит перед собой пустым взглядом. В его кофейных глазах то вспыхивает яркий огонек, разгоняющий окружающий мрак, то мигом потухает. Омега чуть клонит голову вбок, задумчиво чиркая серебряной зажигалкой с гравировкой змеи и сосредоточенно слушая негромкие щелчки. Приятный звук. Он заглушает звон в ушах и слишком громкие мысли, заполнившие голову, что два дня пустовала, пребывая в бессознательном состоянии.

Юнги думал, что умер, когда очнулся в темной комнате, лишенной звуков и образов. Смерть показалась легкой, мимолетной. После небытия наступает молчаливая пустота с продувающими ее со всех сторон холодными ветрами. Но холодом не веет. Почему-то жаром. Юнги показалось, что так выглядит его Ад, сотканный из сжигающей пустоты и собственных мыслей, кружащих в сознании, словно в карусели на высокой скорости. За ними не поспеешь, зато они успевают больно поддеть.

Но мысль о последнем воспоминании реанимирует.

О горячих губах. Так вот откуда этот адский жар в израненном теле. О бешеных глазах, в которых прежде превалировал один лишь холод. Мурашки по телу. Прикосновения, из-за которых сердцебиение к чертям сбивалось. Голос Сатаны. Голос Бога. Его голос. Ненавистно-любимый. Тошнотворно-прекрасный. Голос, способный одним звуком забрать жизнь. Воскресить.

Юнги понимает, что живой, когда ощущает насыщенный аромат ореха, пропитавший буквально каждый миллиметр пространства вокруг него.

Обнаженные колени украшены множеством мелких синяков, что меркнут с каждым днем, уже не принося боли. Юнги давит на них подушечкой указательного пальца в попытках пробудить угасающую боль. Губа еще слегка саднит, а от сигаретного дыма ранка неприятно побаливает, только раздражает. Порезы, которыми наградил Мираи, бережно обработаны и забинтованы. Юнги не долго думает в попытках понять, кто над этим постарался.

В тишине гостиной раздается кашель. Юнги слегка морщится и лижет нижнюю губу. Сигареты Хосока оказываются слишком крепкими. Для редко курящего омеги это тяжело, но он упрямо делает очередную затяжку, заполняя легкие тяжелым горьким дымом до краев и прикрывая заслезившиеся глаза. Внутри все плавится, глотка нещадно горит.

Юнги выдыхает едкий дым вверх и открывает глаза, туша почти докуренную сигарету в луже крови, растекшейся рядом.

Он вновь принимается чиркать зажигалкой, завороженно глядя на вспыхивающий огонек, танцующий в полумраке. В этот момент входная дверь открывается. Юнги даже взгляда не поднимает, продолжая играть с огоньком, с нежностью оглаживая его кончиками пальцев и принимая в себя частичку тепла. Слышатся приближающиеся в гостиную шаги. Звук тяжелой подошвы берцов касается самой души, пробегает отзвуком по коже, гонимый мурашками-предателями. Вспыхнувший холодный свет режет глаза, привыкшие к полумраку. Юнги роняет зажигалку на пол между согнутыми и прижатыми к груди коленями. Он несколько раз медленно моргает и поднимает взгляд на возникшего перед ним Хосока. Альфа выглядит слегка вымотавшимся. Наверняка Мираи загонял свою правую руку. Теперь все на нем одном, ведь рядом нет Юнги. В глазах Чона снова льды поселились, прочно заморозившие каждую брешь, образовавшуюся по вине омеги, что глядит на него сейчас совершенно невинно. Юнги скользит по нему долгим взглядом и слегка улыбается уголком разбитых губ.

— Зачем ты убил Андо? — с нотками усталости в вечно твердом голосе спрашивает Хосок, разглядывая труп беты из прислуги, лежащий перед Юнги. Омега разодрал ему глотку и, видимо, абсолютно голыми руками. В его зверстве Хосок и не сомневался. Не стоило пускать к изголодавшемуся хищнику невинного человека. Юнги сидит на полу, прислонившись спиной к дивану и глядя снизу вверх спокойным задумчивым взглядом, словно ничего ужасного не сотворил.

— Мне захотелось крови, — пожимает он плечами. Хосок сразу же цепляется взглядом за его плечо, с которого соскользнула слишком большая омеге футболка. — Я думал, это ты мне оставил подарочек, — ухмыляется Мин, поднимаясь с пола. При движениях голова все еще кружится, а слабые ноги едва держат. Он делает слишком резкий шаг, отчего теряет равновесие. Хосок мгновенно оказывается рядом и подхватывает омегу, прижимая к себе за талию. Юнги слегка хихикает и цепляется за крепкие плечи альфы, заглядывая в черные глаза, что находятся в опасной близости. По телу пробегает дрожь. — Чтобы я развлекся, когда очнусь, — продолжает омега, понизив голос и закусив губу.

— Он не должен был с тобой сталкиваться, — Хосок слегка сжимает пальцами ткань футболки на пояснице омеги, отчего края ее чуть задираются вверх. Юнги сглатывает и крепче вцепляется в плечи альфы, на которые накинута черная кожаная куртка.

— Я сам его нашел, — улыбается Юнги и резко опускает одну руку, просунув ее между их тесно прижатыми друг к другу телами и медленно спуская вниз по хосокову бедру. Альфа поджимает губы, слегка напрягается, но ни на миллиметр не сдвигается, позволяя омеге себя касаться. Взгляды ни на миг не разрываются, взаимно друг друга сжечь пытаются. Потопить. Уступить невозможно. — Людям нельзя меня видеть что ли? — переходит на шепот омега, слегка хмуря лоб.

Хосок сухо ухмыляется, вскинув бровь.

— Это было напрасно, Юнги...

— Попался, — внезапно выдыхает омега в губы альфы, сжав рукоять пистолета, лежащего в кобуре на хосоковом бедре. Он медленно вынимает оружие, не встречая сопротивления, и снова тянет губы в легкой улыбке.

— Нашел чем пугать, — хрипло говорит Хосок, обхватив тонкое запястье пальцами и поднимая вместе с пистолетом в руке вверх.

— Интересно, как сильно ты испугаешься, если... — задумчиво тянет Юнги, резко приставив холодное дуло к своему виску и сверля Хосока пристальным, испытывающим взглядом.

— Упростишь мне задачу, — Хосок убирает свою руку. Внутри все похолодело на короткий, почти не заметный миг, но альфа этого никак не выдает. Игры с Юнги ему давно привычны. С каждым разом они набирают обороты. Ставки повышаются. Но Хосок готов ответить. В глазах вечное равнодушие и отстраненность, а в голосе усмешка.

— Мое наказание завершится смертью? — спрашивает Юнги, изогнув бровь. По телу растекается раздражение. Этот ледяной тон голоса ничем не сломить, сколько Юнги ни пытается. — Ты собираешься помучить меня как следует, а потом пристрелить?

— Слишком просто умирать от пули. Ты сам себе захочешь оборвать жизнь после того, что я с тобой сотворю, — шепчет Хосок на ухо омеге, чуть наклонившись и обдавая кожу на нежной шее жаром.

— Тогда на черта все это? — спрашивает Юнги, опустив пистолет и уставившись Хосоку в глаза. — Ты мне ранки залечиваешь, пока я лежу в отключке, хотя должен, блять, ускорить мой конец. Разве не это было приказом Мираи? — хмыкает он, отшвырнув оружие в сторону. Пистолет громко падает на пол, скользнув по паркету к стене. — Сделай это. Прямо сейчас, — шепчет он в губы Хосока, привстав на носочки.

— Никакого наслаждения пытать и без того покалеченного, — Чон грубо хватает его за локоть и тащит за собой на второй этаж. Ослабленный из-за ран и таблеток омега не в состоянии даже руку из хватки вырвать, он и не пытается сопротивляться. Они оба не в том состоянии, чтобы выяснять сейчас отношения. — Когда на ногах будешь твердо стоять, тогда я и возьмусь за твое наказание, — альфа бросает Юнги на свою кровать и разворачивается, собираясь уходить.

— Значит, ты полный дебил. Зря не кончаешь со мной сейчас. Пока это можно сделать без всякого труда, — ухмыляется Юнги ему в спину, приподнявшись на локтях. — Я же слабый, уязвимый. Такой беспомощный... — выдыхает омега, откинув голову назад и открывая вид на свою бледную фарфоровую шею.

Хосок глядит на него краем глаза и, поджав губы, уходит, закрыв за собой дверь. Юнги бесцветно усмехается и откидывает голову на подушку, другую обнимая и прижимая к себе обеими руками. За дверью слышны спешно удаляющиеся шаги Хосока. На миг хочется подскочить с кровати и броситься за ним, снова разораться и заставить чувствовать вину. Если эта каменная глыба вообще на такое способна. Юнги снова и снова возвращается к своим последним воспоминаниям, которые бережно спрятал в отдельный, самый дальний уголок. Сейчас, когда вокруг только мрак, он позволяет себе в них утонуть. Он прикрывает глаза и вздыхает. Ресницы быстро трепещут, щекоча кожу. Под веками взбешенный взгляд палача, его холодные руки с вечным запахом пороха, не дающие уйти. Его губы, творящие самые сумасшедшие вещи. И если бы не эти самые руки, Юнги не устоял на ногах. Как глуп он был, когда надеялся открыть глаза по пробуждении и сразу же встретиться с этими глазами снова. Его встретил лишь холод, который он принял за смерть. За новое начало.

А может, это оно и есть.

Юнги в комнате Хосока почему-то, хотя в его квартире еще как минимум пять пустующих комнат, в одну из которых он мог бросить омегу и запереть, уйдя по своим делам. Мин сбит с толку, растерян, и даже это раздражает. Теперь мучает новый вопрос: что было, пока он находился без сознания? Что делал Хосок? А потому ли он устал, что Мираи его загонял?

Юнги стискивает зубы и подушку. Внутри все бурлит от злости и от осознания того, что Хосок ничего не скажет, если омега сейчас пойдет за ним. Бессмысленно. Легче войну прекратить, чем чего-то добиться от этого непрошибаемого альфы, который пока сам чего-то не захочет, не откроется, не сделает шаг навстречу.

Мин уже собирается швырнуть подушку, но останавливается, прижимаясь к ней носом и глубоко втягивая ореховый аромат, впитавшийся в нее.

Перед глазами пелена крови. Но в этот раз не чужой, как это бывает обычно, а собственной. Гнилой, омерзительной. Юнги рычит сквозь стиснутые зубы и укутывается в одеяло, пряча свое нагое тело от мнимых взглядов со всех сторон, скрывающихся в темноте и пристально смотрящих. Только мысли о его личной тени не дают омеге потонуть в образовавшейся трещине, которая настолько велика, что способна засосать в себя абсолютно все. Все, на чем держится Юнги.

Может ли Хосок этому противостоять?