Чонгук отстранился буквально в то же мгновение, как наши губы соприкоснулись.
— Ты чего? — он испуганно смотрел на меня, теребя край собственной, тут же натянутой обратно на плечи, рубашки.
— Я чего? — вытаращился я на него с не меньшим изумлением. — Это я должен спросить.
— Почему ты не сопротивлялся? Почему не отвернулся? Не оттолкнул?
— А я должен был?
— Я... Я просто... Подумал... — замямлил он, опустив голову и часто моргая. — Я думал, ты блефуешь. Как известно, лучшая защита — это нападение... И я...
— Ты что, думал напугать меня? Серьёзно? – я, не сдерживаясь, заржал. — Пугай меня так почаще, я только за!
— Уйди, а? — он лёг на кровать, отвернувшись к стенке и накрывшись одеялом с головой.
— Ты что, обиделся? — потряс за плечо. — Потому что я не забрыкался от испуга? Или потому, что даже нормального поцелуя не вышло? Так это ты сам виноват.
— Проваливай уже!
— Я в школу без тебя не вернусь. Или идём вместе, или остаюсь с тобой.
— Так не иди в школу, я ж тебя не заставляю, — он выглянул из-под одеяла. — Иди к своему Джини, у него перекантуйся.
— А чего это ты моего Джини вспомнил? Когда захочу, тогда и пойду к нему, нефиг за меня решать!
— А тебе, значит, можно за меня решать?!
— Да! — я схватился за край одеяла, стягивая его с мелкого. — Я твой хён!
— Да плевать я на тебя хотел! — потянул одеяло обратно на себя.
— Ты будешь делать как я сказал!
— Да лучше удавлюсь!
— Быстро поднял своё плоский зад и вперёд одеваться!
— Он не плоский! И одеваться я не буду! И никуда идти не собираюсь!
— Мелкий, не беси! Марш в школу!
— Я не в настроении!
— Зато у меня уже настроение убивать!
— Так убейся сам! Всем жизнь облегчишь!
— Да у тебя, я посмотрю, с чердаком твоим проблемы! — наконец, избавившись от одеяла, я схватил Чонгука за запястье, заставляя подняться с кровати.
— У меня синяк будет! Пусти!
— Ащ! Сраный подросток-переросток! У тебя разве не должен был переходный возраст уже пройти?! — я прижал его к шкафу. — Тебе три минуты, чтобы переодеться! Я даже выйду. И только попробуй не сделать как я говорю, и прочувствуешь всю сущность своих слов «иди в задницу»! И играться в этот раз я не буду!
— Я пожалуюсь! — воскликнул срывающимся голосом. — Я напишу на тебя заявление в полицию за домогательство, — добавил уже тише.
— Вперёд! Но не забудь по пути в полицию в школу заглянуть, — и я вышел в коридор, хлопнув дверью.
От злости хотелось что-нибудь сломать, желательно позвоночник этому придурку. А еще завучу, за такую прекрасную подлянку.
Ну вот какого хрена? Если уже даже за тобой пришли, почему нельзя просто одеться и отправиться в школу? Ведь всё равно придётся, зачем создавать проблемы? Ведь не при смерти и даже не больной, настроения у него, видишь ли, для школы неподходящее!
Пыхтя и фыркая от злости, как старый самовар, я пошёл на поиски кухни. Кухня была большой и светлой, не ровня маленькой, захламленной, полутёмной из-за закрытых тяжелых штор, комнате Чонгука. Я по-хозяйски налил себе уже почти совсем остывший чай и, сев за стол, не спешно его потягивал, в надежде успокоить нервы.
— Я готов, — в дверном проёме показался мелкий в школьной форме, коричневом пальто и с рюкзаком в руках. — Пошли.
— Я тут чашечку оставлю, — кивнул на стол. — Помоешь потом.
Чонгук лишь коротко кивнул.
— Держи, — мелкий протянул мне яблоко, когда мы вышли из дома.
— Что это?
— Ты заканчиваешь старшую школу и до сих пор не знаешь, что это за фрукт? — он фыркнул.
— Откупиться пытаешься? — пропустил его слова мимо ушей.
— Не хочу, чтобы ты злился, — он отвёл взгляд, ускорив шаг. — Не люблю ссоры.
— Серьёзно? — у меня даже челюсть от удивления отвисла. — А у меня сложилось такое впечатление, что ругаться, это для тебя то же самое, что дышать, также жизненно необходимо!
— Твоё впечатление ошибочно. Мои родители... — он замолчал. — Они постоянно ссорятся. Даже если виноват я, они начинают ругаться между собой, кто из них виноват в таком воспитании. Уж лучше б меня наказывали, — он вздохнул.
— У-у-у, — протянул я, приобняв его за плечи. — Так ты у нас ребёнок с психологической травмой?
— Какая, к чёрту, травма? — он поморщился и скинул мою руку. — Сказал же, просто не люблю ссоры.
— Ладно, тебе повезло, твой хён очень отходчивый и уже почти не злится, — я улыбнулся и откусил яблоко.
***
— Джини! Как дела? — приобнял я друга, стоящего у прилавка, со спины.
— Отлично! Сегодня было много покупателей, так что я неплохо заработал, — он погладил ладонью мои руки, сцепленные у него на животе.
— Я у тебя тут домашку поделаю, не против? — я отстранился и кивнул на маленький столик.
— Конечно. Только убери там бумажки мои, я документы кое-какие заполнял, — он направился на кухню.
— Ок, — повесив на спинку стула пальто и кинув на тот же стул рюкзак, я сгрёб в охапку листы с какими-то таблицами и кучей цифр.
Под ними оказалась толстая бордовая тетрадь без какого-либо рисунка. Я без задней мысли открыл её на первой попавшейся странице и удивленно замер.
— Джини, — крикнул я. — Ты ведёшь дневник?
Тот тут же примчался, выхватив белыми от муки руками у меня тетрадь и, сунув в папку вместе с бумагами, положил в шуфлядку небольшой тумбочки.
— Это просто глупости, там нет ничего интересного, — протараторил он, залившись краской.
Я смотрел на друга, удивлённо приоткрыв рот, а перед глазами стояли строки, выведенные аккуратным почерком: «Сегодня он слишком красиво улыбался, я почти не мог дышать. Это будет странно, если я попрошу его не улыбаться больше?»
