Мэри Стюарт. Хрустальный грот.

Глава 11

Я помедлил с ответом, раздумывая, что и как рассказать. Любому другому мог наговорить разного, но с Утером шутки плохи. Для любого, кто возвращался с любой встречи, тайной или незаконной, Утер представлял опасность. Не сказать, чтобы мне хотелось защитить Белазиуса, но я был совершенно не обязан давать объяснения кому-либо, кроме Амброзиуса. Во всяком случае, стремление уклониться от гнева Утера выглядело естественно.
Я встретился с ним взглядом, при этом попытался придать своим глазам искреннее выражение.
— У меня захромал пони, сэр. Слуга взялся отвести его домой, а я пересел на его лошадь.
Он хотел что-то сказать, но я опередил его, прикрывшись щитом, так любезно вложенным в мои руки Белазиусом.
— Обычно ваш брат посылает за мной после ужина, и я не захотел его задерживать.

При упоминании имени Амброзиуса он нахмурился, но ограничился лишь вопросом:

— Почему же так поздно и не по дороге?
— Когда Астер повредил себе ногу, мы заехали в лес. На перекрестке мы повернули на восток, на просеку. Там к югу отходила тропинка. Нам показалось, что по ней мы быстрее вернемся.
— Какая тропинка?
— Я плохо знаю лес, сэр. Она ведет к гряде и спускается к броду.
Продолжая хмуриться, он оглядел меня.
— Где ты оставил своего слугу?
— На второй тропинке. Прежде чем отпускать меня одного, он хотел убедиться, что мы на верном пути. Он, должно быть, поднимается сейчас на гряду.
Сбивчиво, но откровенно, я молился про себя, чтобы не встретиться с Кадалом.
Утер все глядел на меня, не обращая никакого внимания на гарцующую под ним лошадь. Впервые я увидел, насколько он походил на брата. Тогда же впервые почувствовал в нем силу, несмотря на молодость, и понял, почему Амброзиус называл его блестящим командиром. Он видел людей насквозь. Я знал, что он, чувствуя ложь, пытается узнать, что у меня за душой. Ему неизвестно, в чем и почему я лгу, но он решительно настроен разобраться во всем.
Видимо, поэтому он изменил тон и довольно приятным голосом, почти нежно, спросил:
— Ты лжешь, не так ли? Почему?
— Сказанное мною правда, господин. Если вы взглянете на моего коня, когда его приведут...
— Ах, да... Это-то правда. Я и не сомневаюсь, что он захромал. Если я пошлю людей на тропу, то они несомненно встретят Кадала, ведущего лошадь. Я же хочу знать...
— Не Кадала — Ульфина, сэр, — быстро вставил я. — Кадал занят. Белазиус послал со мною Ульфина.
— Двоих в одном лице? — вопрос прозвучал презрительно.
— Как это, господин?
Он неожиданно вспылил.
— Не препирайся, наложник. Ты врешь. Я чую ложь за версту.
Он поглядел мимо меня, и его голос изменился.
— Что у тебя в седельной сумке? — он головой указал на нее стоявшему рядом воину. Из нее выглядывал кусок робы Белазиуса.
Тот засунул в сумку руку и вытащил одеяние. На замусоленной и помятой белой ткани отчетливо проступали темные пятна. Запах крови дошел до меня даже сквозь дым горящей факельной смолы.
Почувствовав кровь, зафыркали и заволновались лошади. Люди переглянулись. Факельщики с подозрением поглядели на меня. Стражник выдохнул и что-то пробормотал.
— Клянусь богами, вот в чем дело! — со злостью сказал Утер. — Один из них, о Митра! Я так и знал! Даже здесь от тебя пахнет священным дымом! Ладно, побочный сын. Именем моего брата тебе дарована свобода и его расположение, но посмотрим, что он на это скажет. Теперь, по-моему, тебе нет смысла изворачиваться.
Я поднял голову. Наши глаза находились почти на одном уровне.
— Изворачиваться? Я отрицаю, что преступил закон или совершил деяние, которое не понравится Графу. Лишь эти две вещи могут иметь значение, господин Утер. Я объяснюсь с ним.
— Уж не сомневаюсь. Итак, тебя туда отвел Ульфин?
— Ульфин не имеет к этому никакого отношения, — ответил я резко. — К тому времени мы с ним расстались. Как бы то ни было, он раб и делает, что ему приказывают.
Утер внезапно пришпорил свою лошадь, и она заплясала рядом с моей. Он наклонился и ухватил меня за накидку. Сжав руку, он приподнял меня в седле. Его наколенник больно придавил мне ногу, зажатую между боками беспокойно переминающихся лошадей. Утер приблизил ко мне свое лицо.
— А ты делаешь, как прикажу тебе я. Кем бы ты ни приходился моему брату, ты подчиняешься и мне.
Он сжал руку еще сильнее.
— Понял, Мерлин Эмрис?
Я кивнул. Он поцарапался о мою брошь-застежку, выругался и отпустил меня. У него на руке выступила кровь. Я заметил, как он смотрит на брошь. Утер щелкнул пальцами факельщику. Тот приблизился, подняв факел.
— Это он дал тебе ее? Красного дракона? — Утер не договорил. Его глаза остановились на моем лице и расширились. Их ярко-голубой цвет стал невыносимым. Серый жеребец пошел под ним в сторону, он резко одернул его, так, что брызнула пена.
— Мерлин Эмрис, — едва слышно проговорил он. Потом неожиданно рассмеялся, задорно и громко. Таким я его еще не видел.
— Что же, Мерлин Эмрис. Тебе все же придется рассказать, где ты был сегодня ночью. — Он развернул лошадь и бросил через плечо воинам:
— Возьмите его с собой, да смотрите, чтобы не упал. Похоже, он дорог моему брату.
Серый жеребец взвился под ударом шпор, и отряд быстро тронулся вслед за Утером. Мои охранники, не отпуская поводьев гнедой, поехали сзади. В грязи осталась лежать жреческая роба, скомканная и истоптанная конскими копытами. Интересно, найдет ли ее Белазиус? Будет ли осторожен?
Вскоре я забыл о нем. Мне предстоял разговор с Амброзиусом.

Кадал находился в моей комнате.
— Спасибо богам, что ты не вернулся за мной, — проронил я с облегчением. — Меня подобрали люди Утера, а он сошел с ума от злобы, узнав, где я был.
— Знаю, — угрюмо ответил Кадал. — Я видел.
— Что это значит?
— Я все-таки вернулся за тобой. Решил проверить, хватило ли у тебя ума отправиться домой, после того как раздался этот... шум, и поехал следом. Не увидев на дороге следов, подумал, что ты слишком лихо погнал кобылу... Я и сам припустил так, что подо мной задымилась земля. Потом...
— Ты догадался, что происходит и где был Белазиус?
— Да, — он повернул голову, собираясь плюнуть на пол, но вспомнил, где находится, и ограничился знаком против нечистой силы.
— Когда я приехал сюда и не нашел тебя, то понял, что ты — своевольный дурачок — отправился смотреть, что там делается. Тебя могли убить, если бы ты попался этим друзьям.
— И тебя тоже. Но ты вернулся.
— Что мне оставалось делать? Ты мог бы и услышать, как я тебя зову. По меньшей мере ты поступил необдуманно. Я увидел отряд, когда до города оставалось меньше мили. Тогда съехал с дороги и дал им проехать. Знаешь тот старый разрушенный пост? Я спрятался там и видел, как они проезжали мимо. Тебя везли сзади под охраной. Я понял, что Утер догадался, и поехал следом, держась по возможности близко. В городе боковыми улицами я пробрался сюда первым. Получается, он все знает?
Я кивнул и начал расстегивать накидку.
— Придется дорого заплатить, уж точно, — заметил Кадал. — Как он узнал?
— Белазиус засунул свою робу в мою седельную сумку, а они ее нашли. — Я улыбнулся. — Если бы они примерили ее на меня, то им бы пришлось заново ломать голову. Но они не додумались. Лишь бросили ее в грязь.
— Тоже хороши. — Он опустился на колено, чтобы помочь мне расстегнуть сандалии. Сняв один, он задержался. — Выходит, Белазиус видел тебя? Говорил с тобой?
— Да. Я дождался его, и мы вместе вернулись к лошадям. Кстати, Ульфин должен привести Астера.
Сильно побледнев, он уставился на меня.
— Утер не видел Белазиуса, — сказал я. — Белазиус вовремя смылся. Он понял, что услышали ржанье лишь одной лошади, и послал меня вперед. Иначе, они нашли бы нас вдвоем. Должно быть, он забыл свое одеяние или понадеялся, что его не найдут. Если бы не Утер, то никто бы и не додумался.
— Тебе не следовало бы подходить к Белазиусу. Дела обстоят гораздо хуже. Подожди, дай сделаю я. У тебя холодные руки. — Он расстегнул застежку с драконом и снял накидку.
— Хочешь в этом убедиться — убедишься. Он опасный человек, и все они такие, но он самый опасный.
— Ты знаешь о нем?
— Не скажу, что много. Но догадываюсь. Главное — с этим народом опасно связываться.
— Он главный жрец-друид, по меньшей мере, глава секты. Поэтому он не совершит необдуманных поступков. Перестань так беспокоиться, Кадал. Он вряд ли способен причинить мне зло или позволить сделать это другим.
— Он угрожал тебе?
— Да, проклятием, — я рассмеялся.
— Говорят, подобные вещи действуют. Рассказывают, что друиды способны послать за тобой летящий нож. Он будет преследовать цель на протяжении многих дней; перед тем как нож попадет в человека, тот услышит сзади в воздухе свистящий звук.
— Много чего рассказывают, Кадал. Дай мне, пожалуйста, другую тунику, поприличнее. Вернул ли шерстянщик мою самую лучшую? Я хочу принять ванну, прежде чем отправиться к Графу.
Он искоса поглядел на меня, доставая из сундука новую тунику.
— К нему с дороги отправился Утер. Знаешь об этом?
— Конечно. И предупреждаю — я расскажу Амброзиусу правду, — рассмеялся я.
— Все без утайки?
— Все.
— Наверное, оно и к лучшему, — сказал он. — Если кто и может защитить тебя от них...
— Не в этом дело. Он просто должен знать. У него есть на это право. А кроме того, зачем мне от него скрывать?
— Я имею в виду проклятие, — медленно проговорил Кадал. — Даже Амброзиус не спасет.
— Катись оно... — я сопроводил свои слова жестом, редко встречающимся среди аристократов. — Забудь о нем. Мы поступили верно. Лгать Амброзиусу нельзя.
— Однажды тебе, Мерлин, придется побояться.
— Возможно.
— Разве ты не боялся Белазиуса?
— Почему я должен его бояться? — поинтересовался я. — Он не причинит мне зла. — Я снял пояс с туники и бросил его на кровать. — А ты бы испугался, Кадал, если бы узнал, как умрешь?
— Конечно, клянусь собакой! А ты?
— Иногда я вижу что-то, и это наполняет меня страхом.
Он, не двигаясь, глядел на меня. На его лице был написан испуг.
— Что тебя ждет?
— Пещера. Хрустальный грот. Иногда мне кажется, что это смерть, иногда — рождение, источник прозрения. Я не могу сказать точно. Но когда-нибудь узнаю. А пока мне не слишком страшно. В конце концов я приду в пещеру, равно как и ты... — Я запнулся.
— Что я? — быстро спросил он. — Куда приду я?
— Я хотел сказать «как и ты найдешь свою старость».
— Это ложь, — грубо парировал он. — Я видел твои глаза. Когда ты начинаешь предвидеть, твои глаза становятся необычными: зрачки расширяются и затуманиваются, будто ты мечтаешь. Но взгляд не мягчает. Твои глаза холодны, как металл, ты не замечаешь, или не хочешь замечать, что происходит вокруг. Тебя нет, будто ты перенесся куда-то. А остался один голос. Как рог, в который дуют и который издает звук. Конечно, я видел тебя таким всего пару раз, но зрелище сверхъестественное, пугающее.
— Это пугает и меня, Кадал. — Зеленая туника соскользнула с меня на пол. Он подал серое одеяние, которое я носил как пижаму.
— Я тоже боюсь, — задумчиво, как бы обращаясь к самому себе, сказал я. — Ты прав в отношении ощущения. Я чувствую себя пустой раковиной, которой что-то движет. Говорю, вижу и думаю о вещах до сей поры мне незнакомых. Но неправильно полагать, что я ничего не чувствую. Мне больно. Возможно, потому, что не могу распоряжаться тем, что говорит во мне. Не могу пока руководить. Но буду. Научусь. В этом заключается настоящая сила. Буду различать в своих предсказаниях человеческое предчувствие и божье провидение.
— Ты заговорил о моей смерти. Какова она будет?
Я взглянул на него. Странно, но Кадалу было труднее солгать, нежели Утеру.
— Но я не видел твоей смерти, Кадал. Не видел ничьей смерти, кроме своей собственной. Я собирался сказать «равно как и ты найдешь себе могилу в чужой земле» — мне известно, что для британца это хуже чем смерть. Но мне кажется, что тебя ждет именно это, если ты останешься моим слугой.
Его взгляд просветлел, и он улыбнулся. В этом и заключается сила, подумал я, если мое слово способно испугать таких людей, как он.