Останься на тротуарах

XIV. ТАМ, ГДЕ ПЛЕТУТСЯ СОЗВЕЗДИЯ

У нас нет ничего, кроме веры и любви. Но это очень много, когда вокруг только ненависть и отчаяние*

* * *

Я уже пять минут смотрел на сообщение, присланное Аннабель, и задавался вопросом, когда моя жизнь успела так круто перевернуться с ног на голову. В принципе, то что Аннабель выбирала места, в которые мы пропутешествуем, было логичным, учитывая, что я мог предложить лишь заброшки, изрисованные крыши и кафе с дешевым фастфудом. Там обычно я и прожигал свое свободное время. Но теперь удивляться приходилось мне, потому что место, адрес которого Аннабель скинула, мне было знакомо. Чертово кладбище машин на пустыре, немного дальше нашего здания.

Зачем ей туда и откуда она вообще об этом знает, я собирался спросить на месте встречи.

Жить среди стен, которые я раньше, еще в раннем детстве, называл домом, в последнюю неделю стало намного легче. С уходом Джейн казалось, что даже предметы интерьера вздохнули свободнее, хотя это физически невозможно. Квартира будто в мгновение потеряла напусклую роскошьность, созданную здесь второй женой отца и стала снова домом, теплым и уютным, откуда не хотелось бежать.

Я был готов спорить, что после, того, как она ушла, сам отец будто помолодел. Я даже начал проводить вне своей комнаты больше двадцати минут, а это уже большой успех.

Сейчас я сидел на одном из высоких табуретов у барной стойки в кухне и вертел в одной руке стакан с колой а в другой телефон. Я уже ответил Аннабель, что приду и теперь просто пялился на потухший экран.

Я толком не успел заметить, как прошел месяц и даже больше, с момента нашей встречи, с момента, как я впервые за долгое время открылся человеку и получил в ответ осуждение и презрение, с того момента, когда я в последний раз пытался завершить свою жизнь.

Иногда я тупо пялился на свои запястья и не знал за какую мысль мне ухватиться и о чем думать. Мою кожу нельзя было назвать бледной, но она все равно не скрывала совсем белесых и даже не выпуклых поперечных полос. За два с лишним года они успели зажить, хоть и не до конца. Это было безвучное напоминание того, кем я являлся и куда это обычно приводило. Я не скрывал их, так как чтобы разглядеть хоть что-то пришлось бы приглядеться. Да мне нечего было скрывать и некому что-то доказывать. Я давно понял, что обществу в большинстве своем плевать на причины и обстоятельства, они могут презирать тебя просто за то, что ты от них отличаешься. Вот и вся правда. Только стоила ли она той тонны разбитых сердец и тысяч мертвых душ в неясно зачем еще функционирующей оболочке? Навряд ли.