Перед Бочкой я сменил три школы, и из каждой меня выгоняли за неуспеваемость. Я отставал по всем возможным предметам. Кроме рисования, которое, к сожалению, закончилось еще в начальной школе.
В началке вообще все было гораздо проще. Чтение по слогам детям со скрипом, но прощалось, а ошибки в словах скидывали на детскую невнимательность. Но я рос, и в один момент перестал быть ребенком. А читать и писать без ошибок так и не научился.
Бабушке вечно твердили, что меня нужно сдать в коррекционную школу, где знают, что делать с «такими, как я». В ответ она только разводила руками. Попробуй найди коррекционную школу в той глуши, где мы с ней жили.
Тупоголовый, ленивый болван, дегенерат, никчемный бездельник, умственно отсталый — это только малая часть моей драгоценной репутации среди всего педагогического состава.
Почему я такой? Ненормальный, недоразвитый. Этот вопрос гложет меня всю жизнь. Внешне ко мне не прикопаешься — два глаза, два уха, руки, ноги, туловище. И голова вроде тоже имеется, но в ней — непонятные метаморфозы.
Букв я всегда панически боялся. Или они меня? Не знаю. Не понимаю, почему каждый раз, как на них падает мой взгляд, они начинают исполнять танцы дьявола, разбегаются в разные стороны, и приходится целую вечность всматриваться в слово, чтобы его прочитать.
С письмом дела обстояли не лучше. Я с трудом отличал буквы друг от друга, в неправильном порядке переписывал себе в тетрадь корявым почерком, на который постоянно жаловалась руссичка. Как оказалось, моя «Р» в середине слова резко могла стать буквой «Я», «Б» превращалась в «Д». Чтобы написать на уроке диктант, мне нужно было слить семь потов. А потом еще сидеть всю переменку, перепроверять по сто раз каждое слово, чтобы потом училка, брызгая слюной, вопрошала:
— Как?! Как по-твоему я должна это читать? Это не почерк, а какое-то издевательство над учителем! В каждом слове ошибки! Ты что, специально? Даже слово «дом» неправильно написано. Монтвиг, ты идиот?!
Под улюлюканья и насмешки класса я краснел и мечтал умереть на дне какого-нибудь котлована, где мой труп с куриными мозгами сожрали бы черви.
Потому что я умею писать только так. По-дегенератски. Вместо слова «дом» у меня получается гнилая каракатица, вся измазанная красными чернилами руссички и жирной на полстраницы двойкой.
YOU ARE READING
Мёртвые мальчики из палаты 303
Teen FictionМонтвиг думал, что в Бочке уже давно ни у кого не осталось души. Ни у учителей, ни у его соседей по комнате, ни даже у него самого. Однако едва не погибнув одним морозным февральским утром, он понял, что ошибался. Ведь в детском интернате появилась...