Год несбывшихся надежд

Глава 2. Будем вместе

Июнь 1988 года, Ленинакан.

Не знаю, как за три месяца профессор сумел на государственном уровне договориться обо мне и устроить мне перевод из одного института в другой, но я был дико рад этому и в очередной раз увидел в Араме достойного и уважаемого человека. Дорогу помню смутно, так как сильно утомился, постоянно спал и разглядеть Ереван почти не получилось. Зато добравшись на поезде до вокзала, мы загрузили сумки в такси и спокойно поехали к дому профессора, где нас уже ждала его семья со вкусно накрытым столом. Сидя на заднем сидении авто, я приспустил окно и любовался местными пейзажем.
— Так вы из Ливана значит? - Радостно спрашивал на русском таксист. — И как там нашим живётся?
— Вполне хорошо, - улыбался профессор, — я себя не ощущал гостем.
— Молодцы, надо жить дружно.
— А у Вас, - поинтересовался я сзади, — арабы живут?
— Послушай, ази́с, у нас город маленький, что тут делать иностранцам? Грузины есть, евреи, русских много, больше не встречал никого. Видели, что в Карабахе случилось?
— Слышал война назревает?
— Да какой, там такая резня в Баку была. Как мне обидно, слушай.
— Представляю.
— Жили дружно, братские народы и вот такой конфликт с такими ужасными последствиями. 
— Надеюсь войны не будет?
— Чёрт его знает, уже столько азербайджанцев уехало из Армении, кто к себе, кто в Грузию. Тяжело все это, брат мой.
— Ин ша Аллах скоро все успокоится, - утешил я водителя, как вдруг он резко развернулся ко мне и молча разглядывал меня.
Профессор тут же посмотрел на водителя и сказал:
— Мы там все так говорим, когда живешь среди арабов часто используешь их слова.
— Лучше не делайте этого, от греха подальше.
— Но это хорошее выражение, - тут же добавил я.
— Понимаю, цавт танэм, но тут люди разделились на два лагеря: кто промолчит, а кто убьёт вас за такое. Лучше не рискуйте.
— То есть, - разволновался дядя, — всё настолько серьезно?
— А ба, а я о чем? Я тебе говорю топорами рубили нас, понимаешь? Тут пол Армении разорвать их готовы.
— А, что случилось-то? Из-за чего?
— Веришь, жил себе сто лет и знать не знал, что такое этот Карабах и где он. Политики, что-то не поделили, народ стравили. Мой друг из Баку, Хагани зовут, звонит говорит: «Брат, что наделали вы? Предали вы нас!» Я говорю: «Кто? Я тут причём? Я тебя предал что ли?» Плачет. Жалко понимаешь, их тоже жалко. У многих жены армянки, мужья. Все убивать начали друг друга.
— Какой ужас.
— Это всё сволочь Горбачёв. Это он все республики сталкивает на Кавказе. Подождите, мы — это начало. Есть ещё и Северный Кавказ он и там смуту наведёт. Он разрушит наш Союз, зуб вам даю. Не удивлюсь если и авария на Чернобыльской АЭС его рук дело. Он как сел править, так беда за бедой у нас.
Мы решили больше не общаться на эту тему, ведь даже по эмоциям водителя чувствовалась его боль и обида за то, что когда-то дружные люди становились врагами друг другу. Я всю дорогу смотрел в окно, пока не обратил внимание на невысокие, каменные, здания.
— Почему так много домов из чёрного камня?
Водитель улыбнулся:
— Если не знаешь, то до Ленинакан город назвался Кумайри, а потом Александрополь.
— Красиво.
— Да, вот и строили тут тоже красиво. У нас армянская община здесь была второй по величине в империи после Тифлиса. Строили все из чёрного туфа, камень такой. Александрополь был с приземистыми домами, облицованными чёрным туфом и украшенными каменной резьбой. Потом в 1924 году ставший советским Александрополь был переименован в Ленинакан и наш город сильно пострадал от землетрясения 22 октября 1926 года.
— Как жаль.
— Да, но жизнь в Союзе быстро помогла всё восстановить. Смотрите какой сейчас это красивый город. Воздух нюхай, смотри какой чистый. А воду пили? О-о, обязательно пейте прямо из под крана, у нас очень вкусный источник течёт. Кстати, к началу ХХ века Александрополь называли Городом Семи церквей - пять армянских, русский и греческий храмы слагали панораму его ценра.
— Какой образованный человек нам попался, - хвалил водителя профессор.
— Ленинаканец же, - рассмеялся таксист, — мы тут все такие умные.
Наконец-то мы доехали до дома дяди. Жаркая погода, душный воздух, напротив драматического театра расстилалась широкая, длинная, дорога, а за ней дом в пять этажей. Каменное здание из темно-красного туфа с очень высокими потолками. Вдоль дороги цвели зелёные деревья, слышалось пение птиц и хлопок багажника. Выгрузив сумки, я и профессор вошли в прохладный подъезд через огромную арку.
— Это улица Саят-Нова, 5.
— Понял, - закинув на плечо сумку ответил я, — красивая улица.
— Престижная. Через дорогу драматический театр, а ниже спустишься там центр, рынок, за институтом Парк Горького, много чего есть.
— Что значит «цавт танэм»? Водитель назвал меня так.
Профессор улыбнулся подойдя к чёрной двери и сказал:
— Ну, если быть точным, то он сказал: «Заберу твою боль».
— Зачем?
— Менталитет у нас такой, проходи.
Надавив на серебристую ручку, Арам вошёл в квартиру откуда доносились громкие голоса мужчин и звонкий смех женщин. Поняв, что домой кто-то зашёл, люди вышли в коридор и тут же закричали, подбегая к профессору и крепко обнимая его. Я поставил сумки на пол и жал незнакомым мне мужчинам руки.
— То цавт танэм, сто раз просил время назвать мы бы привезли тебя.
— Всё хорошо, зато мы весело добрались.
— Пошлите, - приглашала нас женщина в гостиную, — бедные, голодные с дороги.
— А ты кто? - Спросил меня молодой парень.
— Я...
— Это Артур, - неожиданно перебил меня профессор, — Артурик, познакомься.
«Какой ещё Артурик?» - невольно проскочило в моей голове, - «почему он меня так представил?»
— Это сын моей младшей дочери Ани - Эдик.
— Очень рад знакомству, - протянул мне руку молодой парень.
— Я тоже.
— А кто Артурик? - Поинтересовалась женщина, обнимая за плечи дядю.
— Он сын моего лучшего друга, считайте брата моего. Привёз его вместе со мной на учёбу.
— Так ты тоже в пединститут поступаешь?
— Да.
— Я тоже, - обрадовался Эд, — идём, поешь.
В каждой комнате расстилались красивые ковры, на окнах скромные шторы, а в гостиной длинный диван и широкие кресла. В центре стоял большой, овальный, стол настолько забитый едой, что белоснежная скатерть просто исчезла под изобилием разноцветной посуды с угощениями. Вымыв  руки и усевшись на диван, я с аппетитом разглядывал, чтобы выбрать себе на пробу первым. Напротив работал небольшой телевизор по которому транслировали итальянский концерт. Людей в доме было много и разговаривали они все очень громко и на своём языке. В Ливане застолья проходят похожим образом, поэтому я не чувствовал себя неловко.
— Дато, - ударил по колену Эдик рядом сидящего парня, — ты поздоровался с Артуриком.
— Можешь меня так не назвать? - Попросил я.
— Прости.
— Гамарджоба, - недовольно махнул мне рукой парнишка в светлый рубашке и брюках, что безэмоционально  играл в тетрис.
— Что это значит?
— Он брат моего двоюродного брата, зовут Дато, тоже с нами поступит к дедушке.
— Втроём будем учиться?
— Именно. Расскажи, а правда, что у вас все женщины в парандже ходят?
— Нет.
— А то, что много жён у одного мужчины?
— Отвали от него, Эд, - не отрываясь от тетриса говорил Дато, — дай поесть с дороги человеку.
— Артур-джан, - выкрикнула мне напртив сидящая женщина, — не сиди как гость, ешь давай, Эдик, а ну угости его.
— Давай Аджапсандал попробуй, тебе понравится.
— Давай, - улыбнулся я наблюдая, как юный друг взял пиалу с горячими баклажанами в перемешку с помидорами и перцем, — выглядит очень вкусно.
— Это АджапсандаЛИ, - возмутился Дато, — не меняй названия.
— Знаешь, эти грузины к каждому нашему слово в конце букву «и» добавляют и думают это на их языке.
— Дато грузин?
— Да, брат моей мамы женат на грузинке, Нино зовут. Вот Дато сын сестры Нино. Короче не загружай этим голову.
— Большая у вас семья видимо.
— О-о-о, я сам до конца всех родственников не знаю если честно. Можешь в лаваш положить аджап и есть, тоже вкусно. А у вас в Ливане лаваш есть?
— Конечно.
— Да он у всех есть, - снова вмешался Дато, — достал думать, что у армян все неповторимое не свете.
— Слушай, ты мне надоел. Играешь себе и играй молча. Артур, попробуй наш сыр.
— Дато! - Выкрикнул мужчина из кухни. — Где наша грампластинка с танцами?
Недовольно отложив тетрис на диван, юный грузины вышел из-за стола и подошёл к комоду, перебирая на нем виниловые диски.
— Он всегда такой? - Поинтересовался я у Эдика.
— Постоянно. Не любит сюда приезжать.
Включив армянскую музыку, гости принялись танцевать, а я с любопытством наблюдал за их веселыми движениями и смехом. К столу подошла старшая дочь Ани с большим подносом горячего мяса. Увидев сочный шашлык мои глаза заблестели. Эдик тут же отложил мне в тарелку самый большой кусок и сказал:
— Ешь, вот такого ты точно в своём Ливане не ел.
— Сейчас проверю.
— Дато, будешь?
— Нет, понюхаю посижу. 
— Замолчи уже.
— Сам молчи.
— Артур, ну как тебе?
— Вкусно, - улыбнулся я, — довольно мягкое мясо.
— Конечно, самый нежный кусок свинины тебе дал.
Услышав это я замер. Округлив свои глаза я  резко всё выплюнул на тарелку и, прикрыв рот салфеткой, встал с места.
— Извините меня, мне в уборную надо.
— Конечно, проходи, - подвинул ноги растерянный Эдик.
Дато в голос рассмеялся и, хлопнув брата по плечу, сказал:
— Бедолагу от тебя стошнило.
— Ай эш глох, как ты меня напрягаешь, а.
— А ты меня прямо расслабляешь?
— Эдо, - позвал дядя на армянском, попросив воды — ми бажак джур бер.
— Иду.
Умывшись и тщательно сполоснув свой рот, я вышел обратно к гостям, где меня потянули за руку и пригласили танцевать. Конечно делать я этого не умел, но старался не обидеть хозяев дома. Веселились и ели мы до самой ночи, а когда взрослые остались сидеть тихо за столом и обсуждать своих старых знакомых, я и парни вышли во двор. С уличной стороны подъезд вёл в квартиру, а вот на маленькой кухне была дверь ограждённая небольшим заборчиком с калиткой , которая вела во двор дома. Напротив двери стояла зелёная беседка, рядом серый гараж, а чуть дальше целая голубятня — большая клетка с птицами. Из всех окон к высоким деревьям напротив тянулись длинные канаты завешанные разноцветным бельём.
— Куда пойдём? - Поинтересовался у нас Эдик.
— Я не знаю.
— А что ему тут показывать? - Пожал плечами Дато. — Можем в парк пойти, на Киров выйти погулять.
— Церковь нашу показать.
— Центральную?
— Да, тут недалеко храм Аменапркич (Всеспасителя), можем пройтись к нему за одно и город увидишь.
— Давайте, - радостно соглашался я.
На улице было темно, но из всех окон светил ярко свет, а улицы освещали высокие фонари. Удивительно, что при такой жаре днём, вечер был необычно прохладным. Кругом была чистота, складывалась ощущение, что тут живут очень аккуратные люди, а судя по частому смеху из разных дворов — местные были любителями анекдотов очень жизнерадостными людьми. Несмотря на то, что было уже достаточно поздно, на улицах всё ещё резвились дети, что создавало впечатления мира и безопасности в данном районе. Увидев искусственное сооружение, напоминающий фонтан малых размеров, располагаемый на высоте ниже человеческого роста, я остановился и спросил:
— А это что?
— Пулпулак.
— Что?
— Пул-пу-лак — питьевой фонтанчик. Вода в Ленинакане знаменита своим вкусом.
— Где знаменита? - Недовольно спросил Дато.
— Везде!
Я подошёл к фонтанчику и нагнулся, чтобы выпить. Вода была очень холодной и, что удивило, действительно вкусной. Протерев рукой свои губы, я довольно сказал:
— И правда, очень вкусно. Это по всей Армении так?
— Да, пулпулак наше достояние, после абрикосов конечно, но вот сама вода вкуснее именно в Ленинакане, в Ереване, например, не такая сладкая.
— Классно.
— Пошли, храм покажу.
На нашем пути ещё не раз встречались пулпулаки, где я почти у каждого останавливался и дегустировал.  Мы купили себе сладости, по дороге ели, шутили, пока не дошли до центра города, где на просторной площади возвышался величественный храм с высокими двумя куполами.
— Ух ты, - восхищённо сказал я, — очень красивое здание.
— Да, это вот площадь Вардананц. Видишь какая большая?
— Ага, - откусил я пахлаву, — вижу.
— Храм этот построили где-то в 19-веке,
причём так, чтобы он мог устоять при землетрясении и он действительно устоял в 1926 году, а вот в 30-е годы ее национализировали и взорвали колокольню. В 1964 году колокольню восстановили, однако в церкви службы не проводились — сейчас тут располагаются музей и филармония.
— Ничего себе у неё история. Столько пережила и стоит красивая.
— Даст Бог ещё простоит.
— Аминь.
— Это ты ещё грузинские храмы не видел, - вставил Дато, — вот где духом древней истории «пахнет».
— Не мог нет промолчать?
Улыбнувшись ребятам я взглянул на небо. Оно было такого красиво-синего оттенка и усыпано множеством мелких звёзд. Я вдохнул чистый воздух полной грудью и направился с друзьями домой. Это и было моё первое впечатление о родине профессора: дружелюбные люди, чистые улицы, вкусная еда и мирная жизнь. Так я и жил. Дато и я жили с дядей Арамом в квартире на первом этаже. Он спал в своей спальне, мы в другой. Каждое утро накрывали стол, пили чай с сыром, маслом, лавашом и зеленью. Приходил Эдик и мы все втроём садились в гостиной за стол, где профессор заставлял нас записывать его лекции и готовиться к вступительным экзаменам.