Год несбывшихся надежд

Глава 6. Письмо папе

1 сентября 1988 года.

У школьников линейка, у студентов переполох. Все смеялись, толкались, красиво одетые с цветами, каждый спешил к своему учителю или с волнением рассаживались в ещё незнакомой аудитории. Я, Дато и Эдик, разгуливая по фойе второго этажа педагогического института, нашли свою аудитории и уселись за парты. Кругом было много незнакомых лиц, взволнованная молодёжь и сосредоточенные учителя. Я сидел за партой с блокнотом и ручкой в руках, старательно вырисовывая букву «Л», а Эдик стоял рядом и без остановки болтал с любимой Татев.
— Мы хотим с братьями собраться группой и в клуб пойти, не хотите с нами?
— Конечно хотим! - Радостно заявил Эд. — Я один раз был там, но думаю Дато и Артуру тоже интересно будет.
— Это где? - Поинтересовался Дота, вытянувшись из-за парты.
— Во дворце молодёжи, там часто устраивают дискотеки. Я уговорю дядю и сходим.
— Всем доброе утро! - Вошёл в аудиторию преподаватель, быстро выхватив мел со стола и чиркая им по доске. — Запишите мое имя и расписание на завтра, пока не вывесили в коридоре.
Впервые за столько времени моей любви к учебе, она ушла для меня на второй план. Наконец-то в моей жизни появилась новая цель, а в сердце — чувства. После ознакомления с педагогами и предстоящими предметами, мы направились домой. Шагая по аллее я слышал громкое чириканье воробьев, шумные выкрики студентов и увидел Лили. Девушка свернула в парк вместе с товарищем Спартаком и скрылась за деревьями.
Я вместе с друзьям пошёл домой через Парк Горького, по пятам Лили и Спартака. Преподаватели свернули на рынок, я за ними. Они во дворы — и я за ними. Наконец-то, почти дойдя до подъезда, Лили остановилась за домом и, поправив на плече ремень от сумку, сказала мужчине:
— Спасибо, надеюсь год будет хорошим для нас и...
— Лили, - перебил Спартак, — в последнее время ты совсем отдалилась.
— Ну, что Вы? Просто работа началась, забот теперь много.
— Я думал мы общаемся не только по работе.
— А большего быть и не может. Спасибо, что проводили.
Девушка вошла в подъезд, вынула ключи из сумки, как вдруг Спартак развернул её за локоть к себе и вспылил:
— Как так?! Я похож на глупого мальчишку?
— Простите, я не хотела обидеть.
— Ты меня не обидишь если...
— Простите! - Резко вмешался я заглянув в подъезд. — Профессор Арам просил Вас подойти, Лили.
Девушка нервно поправила рукав блузки и вышла из подъезда. Товарищ Спартак ещё минуту постоял в одиночестве злясь и вздыхая, а я, окинув его предвзятым взглядом, направился за учительницей. Девушка шла быстро, стуча каблуками по дороге и с обидой вспоминая слова мужчины.
— Лили! - Выкрикнул я, добежав до неё. — Куда так спешишь?
— Чего ты хочешь?
— Ты видимо не поняла моих намерений?
— Поняла, поэтому и хотела, чтобы...
— Пошли.
— Куда?
— Иди за мной.
Я и учительница свернули во дворы. Мимо деревьев, мимо звонкого пения птиц, через узкие улочки близко стоящих, каменных, домов. Я нагнулся под деревянным балконом, через перила которого свисал красный ковёр, отодвинув его рукой и провёл Лили на маленький участок. Стоя между четырёх стен старых домов, где цвёл вьющийся виноград, а на перилах хрупких лестниц свисали разноцветные ковры, девушка улыбнулась мне и спросила:
— Чей это двор?
— Не важно, я его сам случайно нашёл. Смотри, - указал я рукой на пулпулак, — это фонтан моих чувств.
— Как это? - Удивилась девушка, поправив сумку.
— Пошли, выпей из него.
Взяв любимую за руку и подведя её к источнику, я провёл рукой по каменному основанию фонтана и показал девушке надпись, которую я несколько ночей выбивал ножом: «А+Л=Навсегда».
— Боже, - рассмеялась Лили, — ты сам это нацарапал?
— Да. Вот моих чувств к тебе столько же, как и воды в этом фонтане.
— Её же тут бесконечно.
— Именно. Пойми наконец, что я был ранен твой красотой, что я «кровоточу» чувствами к тебе, я задыхаюсь если не вижу тебя и воскресаю когда мы встречаемся. Хочешь, чтобы я захлебнулся в свой любви?
Девушка застенчиво улыбалась и внимательно слушала меня.
— Нет, не хочу.
— Тогда раздели со мной эти ощущения. Залечи меня своей взаимностью, согласись стать моей до конца жизнь. Будь моей женой, Лили.
Девушка покраснела, стыдливо убрала с щеки волос за ухо и сказала:
— Я не знаю, что тебе сказать.
— Правду.
— А твои родители? Захотят ли они такую взрослую невестку себе?
— От тебя им важна лишь преданность мне и уважение к ним, всё остальное только мое решение. Поэтому я ещё раз спрошу тебя: согласна ли ты быть моей женой и уехать в конце декабря со мной?
Я видел как играючи блестели глаза любимой, видел, что она взаимно влюблена и стесняется этого. Погладив девушку по щеке я нагнулся к её губам и почти коснулся их, как вдруг Лили сделала шаг назад и сказала:
— Ты мне правда нравишься. Я не буду тебе врать или водить за нос, не в том возрасте уже. Если мы правда можем быть вместе, то я буду рада этому.
— Пусть меня камнем Всевышний придавит если я обманываю тебя. Я не уеду отсюда без тебя, знай это.
Сделав шаг к девушке я снова нагнулся поцеловать её, но Лили обошла меня и ушла. Я с грустью взглянул ей в след, но улыбнулся. Я абсолютно понимал её страх и уважал её сдержанность.
В нашем дворе носились толпы детей. Все кричали, визжали, кто гонял мяч, кто хвастался куклами, кто прыгал через резинки. Казалось, в этом городе жили абсолютно счастливые и беззаботные люди. Выловив среди ребятни Гришу, я присел напротив мальчишки и сказал:
— Хочешь ещё заработать денег?
— Конечно.
— Тогда есть одно дело.
Мальчик внимательно слушал меня, а я огляделся и тихо сказал:
— Принеси мне две фотографии Лили, чтобы ее хорошо было видно.
— А зачем?
— Потом узнаёшь, только так, чтобы она не узнала об этом. Сможешь?
— Попробую.
— Отлично, принесёшь — получишь деньги.
Парень с пониманием кивнул и убежал, а я, помахав Эду и Дато, что сидели в беседке с соседскими парнями, открыл калитку и вошёл на кухню. Из гостиной доносился сильный кашель профессора. Осторожно войдя в комнату, я увидел Арама сидящего коленями на полу, что тяжело дышал и с трудом кашлял.
— Дядя! - Тут же подбежал я к мужчине. — Эдик, Дато!
— Не зови их, - еле произнёс мужчина, протерев белой салфеткой свои окровавленные губы, — не надо.
— Что с Вами?
— Всё нормально, это болезнь меня застала.
— Почему Вы не обратитесь к доктору?
— Сколько Бог отмерил, столько и проживу, сынок. Молю лишь об одном: чтобы умер в селе у брата, резко и без боли.
— Не думайте об этом, всё будет хорошо, дядя. Вы ещё нам нужны.
— Пацанам не говори, понял?
— Хорошо.
— В субботу в село к брату поедем, отдохнём там.
Я помог профессору встать на ноги. Пока мужчина ушёл умываться, я вошёл к себе в комнату и лёг на кровать. Рядом лежал мой блокнот с ручкой. Я поправил подушку за спиной, сел ровно открыв блокнот и решил написать письмо отцу, где всё изложил о своих намерениях к Лили. Я тщательно обдумывал свои мысли, своё решение и писал так, чтобы отец понял меня и дал своё согласие. Спустя время домой вернулись друзья, со смехом что-то рассказывая дяде и накрывая на стол. Неожиданно я ощутил вибрацию. Мои руки затряслись, а на окнах зазвенели стёкла, дрожа в деревянных рамах. Меня охватила паника. Я сталкивался с подобной вибрацией, когда мой город подался обстрелу. Неожиданно двери шкафа, что стоял напротив меня, раскрылись и плохо сложенная одежда буквально вывалилась. Я отбросил блокнот и прыгнул на пол, закрыв руками голову и закричав:
— Война! Война началась!
В комнате зависла тишина. Я со страхом зажмурил глаза и услышат голос Дато:
— Ты чего? Какая война?
Сев ровно и взглянув на разбросанные вещи, я спросил:
— Тут всё трясло, не видишь?
— Ну так сейсмическая зона, нет-нет да иногда бывает. Вставай, храбрец, пошли поедим.
Оказывается армян и грузин не удивляли подобные сотрясения. Такое иногда бывал и люди относились к этом сдержанно, а я, который застал гражданскую войну, не мог спокойно воспринимать подобное.
  Через неделю, как дядя и говорил, мы все поехали в село Гегасар. Кругом были горы, зелёные холмы, наичистейший воздух и аромат свежезаваренного чая. Одноэтажный частный дом, открытый двор с видом на горы и деревянный стол, на котором стоял горячий хаш и бутылка водки.
— Простите, - улыбнулся нам дальний родственник дяди Арама Левон, — я с четырёх утра на ногах, варил для вас говядину, поэтому могу и выпить. За ваш приезд, цавт танэм!
— Спасибо, дорогой, - обнял брата Арам, — наши деды вместе быть не смогли, но хоть мы теперь рядом.
К столу подошла приятная на вид женщина, с платком на голове, фартуком над платьем и разложила тарелки с зеленью, овощами, свежим хлебом и другими вкусностями. Я, Дато и Эдик ели все с большим аппетитом, а внук дядя Левона, юный пастух Андо, сказал нам:
— Потом можем выйти пройтись к реке, увидите наших овец.
— Ты за скотом следишь? - Поинтересовался я, заворачивая в лаваш зелень.
— Да, я пастух, а мой папа на заводе работает, следит за большим железным резервуаром с веретенным маслом.
— Ого.
— Да, там температура масла где-то 300–400 градусов.
— Опасная работа, так и свариться можно, - сказал Эд, доедая хаш.
— А что делать? Сельское хозяйство наше всё. А ты, Артур, любишь свой Ливан?
— Обожаю.
— А правда, что там все женщины в таких чёрных мешках ходят?
— Нет.
— А что у одного мужчина много жён бывает?
— Кто вам это всё рассказывает?
— А вот и Кяла! - Давольно сказал дядя Левон, поднеся к столиц поднос с варёной говяжьей головой.
— Ух ты!
Я, Эдик и Дато вытянулись вперёд к подносу, наблюдая, как мужчина открыл челюсть говядины и все её внутренности развалились испуская горячий пар.
— Красота, - улыбнулся Арам, — что ещё для счастья надо.
— Восемь часов варил, - хвастался Левон, — оставайтесь до понедельника у меня, я ещё не такими блюдами удивлю вас.
Так мы и сделали. Это были замечательные выходные, а я с нетерпением ждал когда наконец-то смогу поскорее отправить письмо отцу и узнать его ответ.

10 сентября 1988 года.

Стоя в коридоре института и дожидаясь следующую пару, я перечитывал в тетради лекцию и вникал в её суть, но вечно влюблённому мозгу это было сложно сделать.
— За институтом Парк Горького, - возмущался Эдик, — там гулял я вчера, не доходит до тебя?
— Ой отстань, - махнул Дато, — наврал, что болеешь, а сам гуляешь.
Мимо нас шла с книгами в руке Лили. Увидев её я тут же улыбнулся, девушка одарила меня приятным взглядом и тут же отвернулась, словно не замечая меня. Неожиданно она остановилась и обратилась к студентам:
— А ну, спуститесь с подоконника, кто вам разрешил так сидеть?
— Нам так удобно, - выкрикнул парень в синем пиджаке.
Лили грозно взглянула на него и студент лениво сполз вниз. Дождавшись пока учительница ушла, студенты посмеялись и снова запрыгнули на подоконник. Передав тетрадку Эду, я подошёл к парню и спросил:
— Ты не понял, что тебе сказали?
— А тебе-то что?
— Слезь.
— Не слезу.
Дато с Эдом тут же подбежали и встали напротив меня и дерзкого парня. Эдик потянул меня за руку и сказал нээ:
— По-братски, вы чего? За драку и отчислить могут, оно вам надо?
— Так не мы начали, это своему другу скажи.
— Пошли, - развернулся ко мне Дато, — иначе и её подставишь.
Услышав это я задумался, после чего грозно взглянул на студентов и ушёл. Вечером мы уже были дома, ждали профессора с работы. Сидя на кухне и переписывая очередную лекцию, что была на армянском, а Эд писал всё для нас на русском, через калитку на кухню заглянул племянник Лили. Взглянув на Гришу я выкрикнул:
— Тебе чего?
— Достал, что просил.
— А ну, давай показывай.
Мальчишка вынул из кармана две черно-белые фотографии: на одной Лили улыбалась, а на другой смотрела в сторону.
— Отлично! - обрадовался я фоткам.
— А деньги?
— Она точно ничего не знает?
— Точно, я всё осторожно сделал.
— Хорошо, держи свои деньги и никому не рассказывай.
Парень забрал заслуженную награду и выбежал из кухни во двор, а я вошёл в спальню, подойдя к шкафу и вынув оттуда конверт. Одно фото я вложил в письмо, что собирался отправить отцу, а другое внимательно разглядывал. Усевшись на кровать, я без конца рассматривал нежные очертания лица любимой и с улыбкой вспоминал наш поцелуй. Спустя пару дней письмо я передал профессору, а он отправил его родителям. Теперь я терпеливо высчитывал дни, скорее дожидаясь ответа родителей.