Год несбывшихся надежд

Глава 8. Я - мусульманин

11 ноября 1988 года.

С твоего дня как я приехал в Ленинакан прошло шесть месяцев. Пол года как я живу в этом дружелюбном и шумном городе. Пол года, как я пылаю безумной любовью к Лили, но так и не решился рассказать ей правду. Точнее, я три недели готовил себя морально к признанию перед любимой. Я был готов и к пощечине, и к плевку, даже к тому, что она пошлёт меня подальше, но планы Всевышнего всегда бывают иными. Если что-то не сделать вовремя, то судьба опередит тебя. Успей рассказать правду сам, иначе это сделают другие. 
    Возвращаясь после пар домой, я как обычно слушал Эдика и Дато, что постоянно о чем-то спорили друг с другом. На улице было прохладно, но днём ещё можно было гулять в рубашке или водолазке, а вечером надевали куртки. Дома гостил дядя Левон со своим внуком Андо. Юный пастух лежал на диване и смотрел телевизор, дед играл в нарды во дворе, а мы сидели за столом на кухне и раздумывали над походом во дворец молодёжи.
— Я хочу чёрную водолазку надеть, - нарезая на деревянной дощечке сыр, говорил Дато, — очень модно буду выглядеть.
— Лишь бы Татев пришла, хочу пригласить её на танец.
— Господи, ещё один герой-любовник.
— Эдо! - Выкрикнул из гостиной Андо. — По-братски стакан воды принеси!
Эдик недовольно закатил глаза, встал из-за стола и отнёс пастуху кружку с водой. Дато откусил белого сыра и спросил меня:
— Ну, когда скажешь Лили?
— Ждал ответа отца, но уже прошёл месяц, а письма нет. Видимо профессор действительно запретил давать отцу согласие.
— И что будешь делать?
— Скажу ей правду и буду добиваться прощения. Если не она, то никто.
— Может она и не плохо отреагирует? Ну, позлится, обидится, но примет.
— Пусть ударит меня, я хотя бы смогу ощутить её боль.
— Ой, не начинай сейчас, боль он ощутить хочет. Может всё и не так плохо будет.
Вдруг мы услышали голоса профессора и его брата Левона. Мужчины занесли что-то тяжелое в дом. Войдя в гостиную и взглянув на отдыхающего внука, Левон крикнул ему:
— Диван кшох, встань помоги Араму, бездельник.
Пастух тут же подскочил с места и вышел в коридор, Эдик поспешил за ним. Наконец-то затащив в дом картонный ящик обмотанный изолентой, парни с любопытством ждали пока его откроют.
— Это посылка из Ливана, - радостно заявил профессор, — передали через лётчика знакомого, простой почтой отправлять нельзя было.
— Ура! - Затер в ладоши Эдик. — Я уже скучал по ливанским сладостям.
— Держи, - протянул мне конверт дядя, — это тебе.
Неуверенно взяв письмо и раскрыв его, я принялся читать послание моего отца:
«Дорогой сын, мы приняли твою просьбу и учли мнение профессора. Арам также похвалил твой выбор. Судя по фотографии эта Лили очень красивая девушка. Она понравилась твоим сёстрам и особенно бабуле. Мы с мамой тоже в восторге от твоего выбора, но мы уже нашли тебе невесту. Не забывай, что брак — это не только любовь, но ответственность за детей, традиции и веру. За то, что ты напудрил девушке мозги и подставил её репутацию, мы извиняемся и дарим ей подарки. Любим тебя, твоя семья».
Я не верил тому, что прочёл.
Эдик принёс нож и вместе с Дато разрезал липкую изоленту. Наконец-то разодрав коробку и открыв ее, мы увидели множество красивых упаковок с бантами. Несколько платьев, несколько пеньюаров, декоративные вазы, красивая сумка, разноцветные платки — все это выглядело безумно роскошно.
— Это что? - Спросил Эдик. — Никак Лили сватают?
Парни закричали и тут же крепко обняли меня. Увидев четыре небольшие коробочки с именами, профессор вынул их и сказал:
— Смотри, тут по-арабски написано «Дато», а вот тут «Эдик». Кажется, это вам.
Друзья с удивлением размотали бумаги, открыли чёрные футляры и ахнули, увидев новомодные часы. Пока парни быстро надели украшения себе на руку, такую же коробку открыл профессор. Ему отец подарил классические часы с гравировкой: «Достойному человеку Араму, от брата Валида».
— Спасибо большое, - сказал мне Эдик. —Чувствую пора нам поковать свой ящик подарков для твоих родных.
— А тебе, что передали, открой покажи, - протянул мне коробку профессор.
Я развернул бумагу и увидел замшевую шкатулку. Осторожно открыв её, вперёд из шкатулку выглянули золотые серьги и кольцо в форме цветка лилии. Длинными тычинками служили каплевидные бриллианты, что придавали изделию разноцветный блеск.
— Вот это да... - восхитился Дато. — Очень красиво.
— А говорят, что самые лучшие ювелиры в Армении, - пожал плечами Эд, — оказывается и в Ливане не плохие мастера есть.
— Да когда же ты поймёшь, что у вас не все лучшее в мире?
— В советском союзе все лучше у нас, понял? А за железным занавесом жизни нет, там дыра; несчастная Европа, нищий восток и жёсткая Америка.
— Кто тебе такое сказал? - Удивился я.
— Да это все знают. Да же, дедушка?
— Нельзя судить не побывав и не увидев лично.
— Али, - позвал меня Дато, — иди к ней, порадуй будущую жену.
— Какой ещё Али? - Скорчил лицо Эдик. — Его Артур зовут.
— Ладно, - вмешался дядя, — пойду в нарды поиграю с Левоном, а вы приберитесь тут. Друзья в темпе собирали мусор со стола, а я с обидой пошёл в спальню. Уперевшись кулаками в подоконник, я понимал, что шансов сделать Лили своей все меньше и меньше. Сзади подошёл Дато, погладил по спине и спросил:
— Что-то не так?
— Отец отказал мне.
— Как это? Но, там такие подарки. Там золото, так только сватают.
— У нас ни так сватают. Да и сделал он это, чтобы откупиться от неё. Значит сбегу.
— Не сходи с ума. Напиши ещё письмо, долго отказывать не смогут.
— Что такое? - Вошёл в спальню Эдик.
— Его родители отказали в браке с Лили.
— Но почему?
— Значит пойду против воли родителей, - разозлился я, — надо будет и против Аллаха пойду, но своего добьюсь.
— Какого ещё Аллаха? - Удивился Эд.
— Не говори таких слов, - шёл за мной и ругался Дато, — с родителями шутки плохи, а с Богом ещё хуже.
— Все против меня! Я кого-то убить хочу? Ограбить? Я просто хочу жениться на той кого люблю. Неужели такая ужасная просьба? Не хотят, не надо. Украду значит.
Друзья с сожалением переглянулись и решили немного отвлечь меня от неприятных новостей. Вечером мы направились во дворец молодёжи. Небольшое здание, где толпились студенты. Сумерки, прохлада, смех и громкая музыка в зале, где во-всю выплясывали парни и девушки. Свет погас, молодёжь затихла и в огромных колонках, что стояли на полу, заиграла Британская группа «Пинк Флойд». Люди тут же заполнили танцплощадку и старательно демонстрировали свои навыки современных танцев. За окнами стемнело, кто-то уходил домой, кто-то продолжал веселиться. Братья Татев собирались проводить её, но сделать это вызвался Эд, на что четыре брата дали своё согласие. Влюблённые шли и ворковали спереди, мы с Дато за ними. Дойдя до района «треугольник», где стояли высокие панельные дома, где жила девушка, мы встали под массивным деревом и прощались с ней. К нам подошла собака и села рядом.
— Это Чуня, - представила нам пса Татев, — ее все соседи обожают, такая тихая и добрая. Ладно, рада была встрече, увидимся в институте. Спокойной ночи.
— И тебе, доброй ночи.
— Я проведу тебя, - поспешил в подъезд за девушкой Эд.
Я и Дато закурили. Потрепав Чуню за ухо друг сказал мне:
— Всё, забудь. Расскажешь ей все, подаришь подарки и женитесь.
— Так и сделаю, - выпустил я дым и взглянул на Эда, что выбежал из подъезда и быстро прошёл мимо нас. — Куда это он так шустро? Эд!
— Всё хорошо, просто я узнал, что мои чувства взаимны!
— Бедная девушка, - возмутился Дато, следуя за другом, — а я думал у неё хороший вкус.
— Не завидуй мне, грузин.
— Мы армянам не завидуем, только сочувствуем.
— Да-да, начинай опять тут. Эх, аж петь охота.
— Пожалей наш слух.
— Да пусть споёт, - смеялся я, — давай.
Мы шли к дому по освещённой фонарями дороге, громко смеясь и слушая любовные серенады Эдика на армянском. Дато переодически цеплялся к другу и мешал петь, но вдруг к Эдику пришла идея и он спросил меня:
— Слушай, а ты ведь знаешь ливанский язык верно?
— Да.
— Значит можешь спеть на арабском?
— Могу.
— А ну спой, всегда нравился ваш язык.
— Да как-то не знаю, не пою особо.
— Да не стесняйся, давай о любви, чтобы за душу брало.
Я задумался, вспомнил старую песню и очень мелодично запел на родном языке. Друзья внимательно слушали меня, ведь ночью, под жёлтым светом фонаря, на тёмной улице — это слушалось особенно завораживающе.
— Какой красивый язык, - шепнул Эд брату, — очень романтично я бы сказал.
— А то.
Спев небольшой куплет с мыслями о Лили и трепетом в душе, я взглянул на своих друзей и спросил:
— Ну как?
— Восхитительно.
— Турки?
Услышав этот вопрос из темноты, я и друзя огляделись. Неожиданно к нам подошли человек восемь молодых парней. Одеты почти во все чёрное, с недовольными лицами и жестким взглядом.
— Я слышал вы по-русски болтаете, а поёте и вовсе, как собаки. Кто по нации будете?
— Брат, да ты чего? - Тут же постарался разбавить гнев окруживших нас людей Эдик. — Мы армяне.
— Я — грузин, - вставил Дато, — что-то не так?
— А смуглый?
— Он армянин, - снова ответил Эдик, — не видно что ли?
— А почему по-собачьи выл?
Не выдержав, я подошёл ближе и спросил:
— У тебя проблемы что ли? Давай иди куда шёл.
— Ты будешь мне указывать, турок?
— Да буду.
— Эй-эй, - встал между нами Дато, — давайте без глупостей? Мы в хорошем настроении, да спели на арабском, что тут такого? Уже поздно, домой пора, разойдёмся как люди.
Незнакомцы начали переглядываться, что-то говоря друг другу на армянском. Я смотрел на реакцию Эда, которому явно это все не нравилось. Парни словно искали причины для конфликта и драки. Между Эдиком и ними начался эмоциональный спор, я понимал, что друг им что-то доказывал и постоянно слышал слово «турк». Эд явно не справлялся с незнакомцами и они пошли на нас. Отталкивая их, друзья всё пытались предотвратить конфликт и казалось бы у них это почти получилось, как вдруг «вожак» выкрикнул:
— Да не выноси мне мозги, он разговаривает с явным акцентом.
— Он в Ливане живет, пойми ты уже, но он армянин!
— Пусть снимет трусы.
— Что? - Удивился Эд. — Нет, ну совесть есть или нет?
— Пусть покажет и мы извинимся перед вами.
— Нам не нужны ваши извинения, - возмутился Дато, — у вас дел других нет что ли кроме как с мужчин трусы стягивать?
— Снимай.
— Пошёл ты, - огрызнулся я.
— Что сказал?
— Я сказал — пошёл ты!
На этой фразе толпа не выдержала и накинулась на меня. Часть пытались удержать Эдика с Дато, а трое незнакомцев заламывали мне руки и усердно стаскивали брюки. В итоге драка была неизбежна. Мы били и отбивались от хулиганов как могли, пока к горлу Эда не прижали нож.
— Делай, что сказал или продырявлю твоего друга. 
— То, анасун, - разозлился Эдик, — неужели настолько мозгов нет у тебя? Покажи им, Артур, раз они такие извращенцы и успокоиться не могут.
Я стоял неподвижно, пока настойчивый «вожак», сжимая лезвие ножа у горла моего друга, кивнул своим товарищам и те незамедлительно расстегнули мой ремень и приспустили штаны. Оголив моё «достоинство» и взглянув на него, парни со смехом матерились на армянском языке. Оттолкнув Эда, незнакомец спросил:
— Ну, что теперь скажешь, турки шун?
— Наверно, - растеряно смотрел на меня друг, — армян там обрезают?
— Нет, - с улыбкой ответил я, — просто я не армянин. Я ливанец и да, я — мусульманин.
— Не смейте его трогать, - встал рядом со мной Дато, — он хороший человек.
— Мусульмане хорошими не бывают или тебе напомнить, что они делали с грузинами?
— У всех в истории были жестокие люди, что же теперь.
— На нашей земле их не будет и точка.
— Не глупите, не превращайтесь в животных.
— Среди нас только одно животное сейчас.
Парни пытались защитить меня как могли, но толпа злых незнакомцев набросилась на меня и со всей силой и ненавистью избивали, нанося удары ногами и даже ножом. Поняв, что оттащить всех от меня не получиться, Эдик побежал к ближайшим домам. Постучав в окно, откуда выглянул мужчина, Эд попросил его:
— Пожалуйста, вызовите скорую!
— Что случилось?
— Там друга бьют моего.
— Сейчас позвоню.
Мужчина вошёл домой, а из подъезда вышли два парня с лопатами.
— Где драка? Сейчас разгоним.
Соседские парни с криками и лопатами побежали к толпе незнакомцев, что били Дато и убивали меня. Мне рассекли бровь, выбили глаз, нанесли удары ножом меж рёбер, но скорая подоспела вовремя и уже в больнице мне оказали помощь и привели в сознание.
Утром следующего дня, у дверей госпиталя собрался народ, не много, но достаточно, чтобы привлечь внимание общественности. Толпа стояла у ступенек в больницу и возмущённо требовали у врача выдать меня людям. Доктор, статный мужчина в белом халате, шапочке и очках, взмахнул рукой и выкрикнул:
— Хватит, люди, прекратите! Неужели дома дел не осталось, что вы собрались у дверей больницы шум поднимать?
— Да как ты можешь защищать турка?! - Кричал мужчина из толпы. — Кого ты вылечить хочешь? Одумайся, человек!
— Он пришёл за нашими женщинами! Бил вчера наших парней, чего нам ещё ждать? - Снова кто-то возмущался из толпы.
— Ради Бога, успокойтесь, - устало обращался врач, — он простой студент и пальцем никого не тронул.
Мимо людей прошла Лили. Девушка с волнением обошла возмущающихся людей и поспешила к больнице, как вдруг незнакомая женщина потянута учительницу за пиджак и выкрикнула:
— Вот она, мусульманская подстилка!
Лили молча отдернула плечо и гордо поднялась по лестнице, обойдя врача и войдя в больницу.
— Конечно, - развела руками соседка Роза, — с профессорами нагулялась, замуж никто не взял, вот и держится за «последнюю надежду». Кому она кроме турка теперь нужна?
Увидев среди людей профессора Арама, что пришёл с внуком Эдиком, толпа затихла. Мужчина взглянул на Розу и спросил:
— Тебе не стыдно?
— А что я сказала? Все это знают.
— То, что твои усы тебе уже в рот лезут тоже все знают, но никто же не опускается до того, чтобы ходить и обсуждать это.
Люди тихонько засмеялись, а Арам с обидой посмотрел на всех и сказал:
— Постыдитесь, товарищи. Этого парня я привёз сюда, я добился разрешения, я убедил его родителей, что тут живут самые порядочные и добрые люди, а вы? Хотя чему я удивляюсь, вы свою женщину только что унизить попытались, иностранца тем более не полюбите.
— Он турок!
— Нет! Он ливанец и на его родине армяне хорошо живут, даже свою армию имеют.
— Давайте теперь всех мусульман любить начнём.
— Вы людей любить научитесь, потом разделяйте кто есть кто.
Арам недовольно окинул толпу презрительным взглядом и поднялся в больницу вместе с Эдиком. До этого в палату забежала Лили. Несмотря, что рядом стояли ещё три кровати с отдыхающими больными, девушка села возле меня и крепко обняла, заплакав в плечо.
— Ты пришла, - тихо сказал я, гладя по хрупкой спине любимую, — почему ты плачешь?
— Они такие гадости говорят про нас.
— Пусть говорят, мне всё равно на них. Лили...
— Что?
— Мои родители ответили.
Девушка села ровно, вытерла слёзы с глаз и с волнением смотрела на меня.
— Они против, да?
— Они выслали тебе подарки.
— Правда?
— Да. Теперь ты все знаешь обо мне, знаешь всё как есть и как только мне станет лучше мы сразу поедем в ЗАГС.
Девушка сквозь слёзы улыбалась мне, когда к нам подошли Арам и Эдик.
— Профессор, - встала с койки любимая, — как Ваше самочувствие?
— Спасибо, доченька, держусь как видишь, лишь бы дети не расстраивали.
— Он ведь не виноват, что среди людей бывают такие, бесстыжие. Подумаешь среди мусульман жил, я не понимаю этого. Вас ведь никто не призирает за это, а даже уважают.
Эдик с грустью взглянул на меня, а профессор, покачав головой, сообщил Лили:
— Проблема ведь не в том где он жил, а в том, что он и есть мусульманин и по моей просьбе скрывал это от всех.
Девушка с удивлением смотрела на Арама, словно застыв с немым вопросом. Погладив свою шею и взглянув на меня Лили спросила:
— Ты не крещёный армянин?
— Нет, я не армянин. Меня зовут Али, я ливанец.
— Али..?
— Я — мусульманин. Мне показалось, что ты поняла это и приняла.
— Приняла? - Дрожа губами поражалась девушка. — Ты всё это время врал мне?
— Я не врал, просто не уточнял. Лили, послушай, я же...
Но девушка и слушать не захотела, молча выбежав из палаты. Эдик устало вздохнул и спросил меня:
— А от меня зачем скрывал? Тоже любил сильно?
— Я просил, - ответил Арам, — его вины в этом нет.
Учительница, с болью в груди и обидой на душе, вернулась в институт. Поднявшись в пустую аудиторию, Лили села за письменный стол и расплакалась в голос. Девушке было настолько обидно и страшно за себя, что ей казалось, что её предал не один человек, а весь мир. Раздался стук в дверь и в аудиторию вошёл декан. Седовласый мужчина подошёл к столу, потянул стул и молча сел напротив убитой горем девушки.
— Простите, - сказала Лили, вынув из сумки белоснежный платок и быстро протирая заплаканные глаза.
Декан с пониманием кивнул, погладил седую щетину и заявил:
— Я тебя очень уважаю как специалиста, да и человек ты хороший. Конечно же я не реагировал на грязные слухи за твоей спиной. Тебя в романе с педагогами обвиняли, потом я узнаю, что ты с учеником строишь отношения, а сейчас и вовсе — с мусульманином.
— Это всё ложь.
— Уверен, что это так. За столько лет работы с тобой, я от тебя ни разу ничего лишнего не замечал, ты хороший человек, Лили. Но и ты нас пойми.
Девушка сквозь слёзы улыбнулась, нервно складывая платок.
— Репутация института превыше всего, поэтому я вынужден попросить тебя написать заявление по собственному желанию об увольнении.
— У меня нет семьи, я сама себя содержу.
— Зарплату на месяц вперёд тебе выдадут, этого хватит пока устроишься на новую работу.
Девушка с улыбкой кивнула, вынув из под журнала белый лист и ручку. Написав заявление, Лили собрала свои вещи и ушла. Девушка ни с кем не попрощалась, никого не хотела видеть. Усталая и без сил шагая по двору, несчастная ощущала презрительные взгляды соседок. Войдя домой, бросив на пол сумку и шаль, Лили вошла в спальню и молча легла на кровать.  На вторые сутки, несмотря на заштопанные ранения, я сбежал из больницы домой. Дато и Эд ухаживали за мной, накрывали стол, угощали. Подвинув ко мне по столу стакан чая, Эдик сказал:
— Тебе лучше не ходить на учебу, пока эти сплетни не утихнут.
— Мне нечего бояться.
— Ты серьезно? Тебя ножом пырнули и ты считаешь тебе нечего бояться?
— Из-за каких-то хулиганов я всех подряд опасаться не собираюсь, ясно?
— Сам смотри, ты же умный тут.
Неожиданно калитку открыла Маро с дочкой на руках.
— Всем добрый вечер.
— Здравствуй, проходи.
— Да я так, на минуту. Хотела сказать, что Лили скорая забрала.
Услышав это, сквозь боль в лёгких, я тут же встал из-за стола и спросил:
— Что такое?
— Не знаю, может на нервной, а может съела чего, но у неё сильное отравление.
Я не раздумывая вышел из дома и поспешил к дороге ловить попутку. Дато поехал вместе со мной и через пол часа мы стояли в коридоре госпиталя, куда разметили Лили.
— Так, а вы к кому? - Подошёл к нам доктор. — Ожидайте в зале, сюда нельзя.
— Девушка с отравлением недавно поступила, я бы хотел узнать как она?
— А Вас как звать?
— Али.
Доктор взглянул на Дато, словно взглядом попросив оставить нас. Друг с пониманием отошёл, а врач сказал:
— Товарищ Али, а Вам она зачем?
— Как это? Она мой близкий человек.
— И всё?
— А Вам какая разница?
— Большая. Поэтому поинтересуюсь ещё раз, кто Вы ей и почему я должен доложить о её состоянии?
— Она моя невеста.
— Сосватал ее?
— Не успел, но подарки лежат дома, родители дали согласие и ждут нас.
Врач важно кивнул и стоял молча, внимательно смотря мне в глаза.
— И что? - Спросил я. — Как Лили?
— Сам зайди спроси.
— Господи, - выдохнул я, — к чему было так пугать?
— И не вздумай обмануть её и на этот раз, Али.
Я направился в палату где лежала любимая. Совсем слабая, без сил, с впалыми глазами и абсолютно бледная. Тихо подойдя к её койке, я хотел взять девушку за руку, но Лили еле слышно сказала:
— Не смей прикасаться ко мне.
— Узнав правду обо мне, ты тут же разлюбила?
— Узнав, что ты лжец, я тут же разочаровалась.
— Я хотел сказать, но боялся потерять тебя. Да это моя ошибка и слабость, но Бог свидетель, я не врал тебе в чувствах.
— Толку в словах о любви, если нет никаких действий? Почему я сейчас должна верить? Твои чувства были лишь словами.
— Дома лежат подарки родителей, я принесу их тебе.
— Уже нет смысла, я не поеду с тобой и видеть тебя больше не хочу.
— Я не совершил ничего криминального, не драматизируй.
— Уйди.
— Через два месяца конец сессии, я вынужден буду улететь, но без тебя я не вернусь.
— Уйди пожалуйста.
Разозлившись, я промолчал. Сдержал гнев в себе и вышел. Мои лёгкие болели, ходил с трудом, поэтому Дато поддерживал меня и помог вернуться домой. Неделю я не выходил из дома, неделю Лили пыталась найти работу, но все безутешно. Наконец-то окрепнув, я сам ходил на рынок и закупал еды. Пакеты я передавал Грише, потому что Лили выставляла их за дверь. Подарки родителей я также передал ей, но девушка и не взглянула на них. Уже наступил ноябрь, на улице становилось прохладно, а я, впервые после побоев, вернулся в институт.

13 ноября 1988 года.

Студенты расселись по своим местам, лектор в чёрном костюме открыл тетрадь с лекцией, а в аудиторию с опозданием вошли я и Дато. Увидев меня группа затихла, а преподаватель сказал:
— Здравствуй, Али, с возвращением.
— Спасибо, - удивился я, взглянув на студентов, что внимательно разглядывали меня.
Я и Дато молча сели за парту. Профессор продержал небольшую паузу и, встав из-за стола, сказал:
— Как вы все уже знаете, племянник товарища Минасяна оказался ливанцем.
Я и Дато с настороженностью переглянулись, а учитель всё продолжал:
— Так вот у меня вопрос к вам, группа, а что дали нам арабы? Подарили ли мусульмане что-то полезное нашему миру?
В аудитории нависла тишина, но мой друг тут же поднял руку.
— Дато, слушаю.
— Цифры, мы пишем арабскими цифрами.
— Молодец. Правда их корень Индия, но ты прав, до Европы они дошли от арабов. Может ещё кто-то ответит?
Рядами выше парень поднял руку.
— Самвел, прошу.
— Медицина, дедушка мой хирург и он говорил, что хирургические инструменты современной медицины: скальпели, пилы, щипцы, ножницы — плод необычной фантазии арабского медика.
— Правильно, звали его аль-Захрави.
Руку подняла Татев и сказала:
— Кофе!
Я обернулся и улыбнулся подруге, а она продолжила:
— Кофе пришёл к нам от мусульман, а ещё мусульмане первые догадались смешать растительные масла и придали аромат моющим средствам, мыло тоже их изобретение. Мусульмане были чистоплотнее европейцев.
— Ты большая молодец, все верно. Есть ещё желающие добавить что-то?
— Авторучка была изобретена в арабском мире.
— Верно, Ашот. Ещё?
— Оптика. Первые камеры-обскуры были изобретены арабами.
— Мусульмане производили лучшие ковры в мире.
— Зубные щетки.
— Алгебра!
— Архитектура арочной резьбы и сады.
— Молодцы, - улыбнулся педагог, сев за стол, — я рад, что среди нас так много грамотных людей.
— Неужели это все придумали не армяне? Я в шоке.., - С иронией поинтересовался Дато.
Группа засмеялась, а учитель ответил:
— Мы тоже все любим грузин, а теперь открывайте тетради и записывайте лекцию.
Я с тёплом взглянул на группу и улыбнулся ребятам. Мня очень восхитил этот жест лектора, а также, я был приятно удивлён знаниями одногруппников. Шли дни, прошли недели, ноябрь подошёл к концу. Лили обходила меня, избегала и игнорировала. Как добиться её прощения я не знал, но я был уверен, что если мое сердце так тоскует по ней, то и она испытывает те же чувства. Настал декабрь, да такой холодный, что все укутались в шарфы и куртки. Этот месяц стал самым страшным в жизни каждого, кто в этот год находился в Армении.