Пятница, жаркое солнечное утро. Я бы даже сказал, поганое утро. Невыносимо яркие лучи бьются в окна и будят каждого жителя города, но только не меня. Ещё вчера вечером я задвинул окна тёмными пыльными шторами, чтобы мерзкие солнечные лучи не будили меня. Но ведь никто не защитит мой слух от зова родителей.
— Луи, малыш, иди завтракать! — звонкий голос матери раздаётся на весь дом.
Я распахиваю свои глаза и быстро моргаю.
— Луи, — теперь раздаётся голос отца, — поднимай свой зад и вали завтракать!
Как обычно. Никаких нежностей. Удивительно, что не обматерил, хотя, если я проваляюсь в постели ещё с минуту, то он точно перейдёт на мат.
Зеваю и быстро встаю с кровати, снова зеваю и спешу вниз, дабы не злить отца.
Я выхожу из своей маленькой комнаты, которая больше напоминает чердак.
— Ты чего в трусах выперся? — начинает отец, когда видит на лестнице сонного и полуголого меня. — Иди оденься!
В очередной раз зеваю:
— Ты же сказал поспешить.
— Нужно было додуматься одеться, придурок!
Спокойно пожимаю плечами и всё так же, зевая, возвращаюсь в свою комнату. Мне всё равно. Я уже привык к крикам отца и даже считаю их порой правильными и необходимыми, ведь, если бы не его крики и угрозы, то я вряд ли бы сейчас учился в последнем классе. Меня и так оставляли на второй год, поэтому в свои восемнадцать я учусь в выпускном классе.
Подхожу к стулу возле кровати, снимаю с него свои джинсы, затем открываю шкаф, хватаю первую попавшуюся футболку и надеваю ее, после плюхаюсь на кровать, надеваю серые носки, обуваю кеды и спускаюсь вниз.
— Садись за стол, малыш, — заботливо говорит мать, ставя на стол яичницу с беконом.
— Спасибо, — в очередной раз зеваю и сажусь за стол.
— Зевнёшь за столом — язык отрежу, — грозно говорит отец, кладя себе в рот бекон. — Джо, — обращается он к моей матери, — зря мы его не пороли за эти бесконечные зевания, даже рот рукой не прикрывает.
— Дорогой, — начинает она, но я её перебиваю:
— В отличие от тебя, я хотя бы не чавкаю, когда жую.
