Мы окружены пылью, летающей по воздуху, потому что только что Ира жестоко избила меня подушками, а я пыталась перетащить диван, и все равно ничего не получилось. Она уставшая и веселая, с розовыми щеками и лохматыми волосами, открывает окна нараспашку, так что меня ударяет сильный поток ветра, и я улетаю в стену столовой. Я тяжело дышу, потрясённая случившимся. Ира от испуга прикрыла рот ладонью. Я начинаю нервно смеяться, а девчонка еле слышно шепчет извинения. Когда я возвращаюсь в гостиную, то замечаю, что сбила настольную лампу и ударилась о подлокотник дивана, хотя следов почти нет, лишь мягкая обивка кажется вдавленной в каркас, будто её прижали прессом. Ира осторожно оценивает урон. Я помогаю ей прибраться; из-за произошедшего больше не хочется пробовать свою силу, однако девчонку это не останавливает:
— Если ты настолько лёгкая, что тебя откинуло порывом ветра, значит ли это, что ты можешь летать? На тебя совсем не действует гравитация, — восхищённо произносит она. — У тебя же нет никакой массы.
— Заставишь меня прыгнуть с крыши?
— Хотя бы с дивана.
— Несколько часов назад ты на меня злилась, — пожимая плечами. — А тут вдруг заинтересовалась...
— Каждый раз, когда я на тебя злюсь за твои грубые слова или мысль, что я тебе чем-то обязана, я вспоминаю, что ты почти мертва, и я не могу на тебя обижаться.
Я цокаю языком и смеюсь.
— Как тебя здесь только терпят? — спрашиваю.
— Я с тобой совершенно другая, — улыбается она, невинно хлопая ресницами. — Не принимай это на свой счёт.
— Так ты со мной настоящая или притворяешься?
Я застаю её врасплох, и Ира теряется в ответах. Вместо этого она включает телевизор. Солнечный свет отсвечивает на экран, так что нам приходится закрывать тяжёлые шторы на окнах, и комната погружается в темноту.
— Ты мне не ответила, — напоминаю я.
— А как тебя терпели твои родители? Ты же любого выведешь из себя своей назойливостью.
Я сажусь с ней рядом на диван, который мы установили на место. Ира обнимает подушку, но не ждёт моего ответа, потому что щеки её краснеют от понимания того, что она только что сказала. Но странно, что мне совсем не обидно. Я не могла воспринимать слова Иры всерьёз, потому что знала, что не увижу её, когда очнусь, потому что у нас с ней никогда не будет ничего общего. Её дом — лишь временная остановка, и сама она — лишь часть моей болезни.
