***
Я хлопаю дверью и мне кажется, что я слышу, как мама начинает кричать на отца, но для меня это уже не имеет значения, потому что я больше не хочу их знать. Мои руки все ещё немного трясутся, а чемодан бьет по щиколоткам. Он такой тяжёлый, что мне приходится останавливаться каждые пять минут, чтобы отдышаться, но, возможно, я просто дожидаюсь, пока за мной кто-нибудь побежит. Возможно, я жду, что меня захотят вернуть. Этого не происходит.
Я добираюсь до вокзала на такси за тридцать восемь минут, и таксист довольно молчалив, поэтому он не спрашивает, почему у меня трясутся руки, когда я отдаю ему деньги. А ещё я все время тру левый висок. Мне кажется, что я все ещё прижимаю к нему дуло револьвера, но это, конечно, глупости.
Первый поезд до Сочи будет через четыре с половиной часа, так что я жду в комнате отдыха, скрючившись на маленьком диване, скомкав спортивную куртку и подложив её под голову. Если бы родители хотели меня найти, они бы давно это сделали.
Я уезжаю в Сочи, а за окном оранжевый рассвет, и я клянусь себе, что больше не вернусь в Ростов, потому что этот город для меня теперь запретная зона. Я представляю, как город обклеивают желтой лентой «не пересекать», и я эту черту не пересеку.
В Сочи меня, конечно, никто не встречает, только свежий ветер, шум вокзала и сотни учеников, уезжающих на каникулы. Сейчас середина июля; у меня есть немного денег, чтобы снять жильё на полтора месяца. Я справлюсь.
Я оборачиваюсь на ещё один только что приехавший поезд из Ростова и жду, пока выйдут абсолютно все пассажиры. Моих родителей среди них нет. Я и не сомневалась.
*
— Херня это, — плюётся Энди, приоткрывая дверь спортзала. — Я буду хреновым юристом, и тут не помогут деньги моего отца, потому что я не хочу быть юристом вообще.
Он понижает голос, хватает меня за воротник рубашки и тянет за собой, при этом веля мне заткнуться, хотя я ни слова не сказала. Через несколько секунд мы сидели с краю трибун на самом верху, и нам открывался отличный вид на команду по гимнастике. Мы только и делали, что улюлюкали и показывали на самую красивую девчонку со словами: «она будет моей». Мы показывали так на каждую, потому что все они были чертовски привлекательны. Но я увидела Сару первая и обомлела. Она командовала девчонками, ставила музыку и показывала движения, почти не принимая участия в самом танце. Я схватила Энди за плечо и заворожённо прошептала: « я готова за неё устроить поединок».
Светлые длинные волосы, розовый блеск на губах, тонкие запястья и длинные пальцы. Она несколько раз кидала взгляд в нашу сторону, смотрела прямо мне в глаза, и я готова была упасть перед ней на колени и умолять хотя бы об одном свидании. Сара делала вид, что не замечает нас. Сара сводила с ума, лишь взмахнув рукой. И это моя ошибка, что я была и остаюсь нерешительной идиоткой, потому что я не упала перед ней, но упал Энди. Он выскочил с трибун и побежал прямо к Саре, взял её за руку и прошептал: «привет, моя новая девушка!» Уверенности ему в этом не занимать. Я прекрасно помню, как тогда на меня взглянула Сара: «почему это сделала не ты?»
Энди ухаживал за ней, и первое время я ревновала, но затем поняла, что она должна быть с ним, потому что ей не нужно моё прошлое, ей не нужна искалеченная я. Ей нужен был верный Энди, который ничего от неё не будет скрывать, потому что ему нечего скрывать. Но я была её лучшей подругой, и порой она доверяла мне вещи, которые не смогла бы доверить Энди, потому что боялась его мнения, боялась, что они расстанутся, если его что-то не устроит.
Они были вместе два года, а первый год вообще не отлипали друг от друга, и их счастье было безмерно, заполняло комнаты, в которых они появлялись, передавалось другим людям. На балу в честь Хеллоуина, на Рождественском балу, на балу в честь окончания года они были королем и королевой. Саре завидовали все девушки, потому что Энди был заботлив и не спускал с неё глаз; Энди завидовали все парни, потому что Сара была всегда обворожительна и приветлива. Но лишь одна я знала, что творилось внутри их пары: разбитые до крови губы, перевернутая мебель в нашей комнате, крики, подозрения в изменах.
В конце прошлого учебного года, в начале лета, когда Энди стал вести себя отрешённо, Сара стала проводить со мной больше времени. Мы гуляли, практически держась за руки, мы ночевали в её комнате, и она вечно плакала у меня на плече, потому что скучала по Энди. В одну из таких ночей я зашла к ней, чтобы мы вместе отправились на ужин, а Сара сидела на полу у своей кровати, прижимая колени к груди, и ревела во все горло. В её комнате было темно. Я зажгла гирлянду, и только тогда она заметила меня. Она вытерла щеки краем своей майки и посмотрела на меня снова тем взглядом, как два года назад, и меня прошиб пот:
