Ты теперь моя

Глава 26.

Pov. Тэхен.
Я знаю, что такое чистая ярость и зверская жажда расправы. Другое чувство не распознаю. Не успеваю.
Наемник хватает Дженни, прежде чем мой голос стихает. Окутывает своими лапами, вымазывает в крови, демонстрируя физическое превосходство, фиксирует ладонями шею.
— Одно движение, и девчонке конец, — безумный оскал обнажает окровавленные зубы. — Выпускай меня, Архангел. Выпускай.
Время замирает. Земля, напротив, как будто приходит в движение. Трясет так, что стены вибрируют. Не сразу понимаю, что центр восприятия сбился, и все это — эмоциональная иллюзия.
Снайпер и его корректировщик — их поймали вчера вечером. Они «сняли» двух моих людей. Нагло, неосторожно, слишком торопились выполнить чей-то заказ. Мне нужно знать, чей — имя того, кто им заплатил.
Пока мы выбивали информацию о заказчике, не без азарта потрудились над их рожами и ювелирными граблями. Но уйти они в состоянии...
Внутри меня зверь, который не позволяет ясно мыслить. Неважно, откуда и как это исходит: я просто знаю, что за нее разъебу мир.
Она — моя.
С обманчивым спокойствием неторопливо прокручиваю головой, хрустя шейными позвонками. Кожей чувствую всеобщее напряжение. На прицелах эту тварь держат трое моих людей. Кто быстрее? Вижу ее глаза, бьющие безграничным страхом. Они странным образом нутро сворачивают.
— Он не знает имени, — наемник кивком указывает на своего напарника. — Все через меня шло. Только я… Меня убивать нельзя. Только я…
Зверь решетку вышибает. Эмоции выходят на самых высоких нотах. Пока другие ждут команды, я стреляю. Прицельно в центр лба этой гниды. Дженни реагирует уже по факту. Дергается, когда кровь брызгает ей на лицо. И пронзительно вопит, теряя равновесие, когда жмурик ее по инерции за собой на пол утягивает.
Отмирают все. Кроме последнего. Приходя в движение, валят на цемент второго наемника. Помогают Дженни подняться. Мне, чтобы начать двигаться, требуется два крупных глотка воздуха. Он густой и колючий, тяжко входит. С трудом усваивается.
Подхватив девушку на руки, выношу ее на улицу. Нам обоим это необходимо. Она уже не кричит, однако продолжает заходиться в истерике. Всхлипывает, захлебывается, давится, кашляет и пытается говорить, когда я вношу ее в дом:
— Чарли… Я не могла… его найти… Я… не могла… искала…
— Я понял. Молчи, — хочу опустить на диван в гостиной, но Дженни вцепляется ногтями мне в шею и отчаянно машет головой. — Хорошо. Тихо, Дженни. Тихо. Постарайся вдыхать глубоко и медленно. Умница. Уже лучше. Выдыхай так же. Не спеши. Я здесь. Хорошо все. Порядок.
— Ты здесь…
— Я здесь.
— Чарли…
— Я понял, Дженни. Не волнуйся. Прекращай.
Марк, будто ему внезапно уши разложило, вбегает через парадный вход и, выкатывая глаза, заторможенно рассматривает меня и девчонку — окровавленных и сплетенных на диване в непонятном положении. Она на мне. Вцепилась так, что только силой отрывай. Взгляд все еще безумный. Лицо все в алых мазках и точках.
Хуже всего, что в ее истерике нет слез.
— Ёб твою налево…
— Марк, сука, где ты ходишь? — выдыхаю очень спокойно, почти лениво.
— Я минут на пять к постовому отходил…
Понимаю, что уже неважно, как именно все произошло. С ним разбираться буду позже.
— В подвал спустись. Зачистить все. Полностью. Знаешь, куда вывозить.
— Будет сделано.
Едва Марк выходит, неожиданно для самого себя резко и грубо притискиваю Дженни к груди. Сгребая в кулаки ее рубашку, теряю контроль над своей силой. Больно ей, наверное. Слышу, как вдыхает со свистом и замирает. Не сопротивляется.
— Дженни, Джи… — эмоции сменялись кислотным калейдоскопом. И злюсь на нее, и жалею, мать ее… и что-то еще… — Слышишь меня? Дженни?
— Да… Я слышу. Говори. Говори, пожалуйста…
— Никогда больше так не делай, слышишь? Ты должна научиться осторожности, понимаешь?
Подмывает орать благим матом. Сдерживаюсь, не желая пугать ее еще больше, чем есть.
— Обещай! Дженни!
— Обещаю.
Хочу ей верить. Хочу выдохнуть свободно. Но, мать вашу, не отпускает. Разбирает с той же силой. Если хуже не становится.
— Сейчас пойдем под душ. Нужно все смыть. Понимаешь?
— Да…
— Отлично.
Заношу Дженни в ванную. Машинально щёлкаю замком. Прошу опустить ноги на пол, но она не поддается, продолжая обхватывать меня всеми конечностями.
— Я никуда не уйду.
— Со мной?..
— С тобой.
Выпустив девчонку из рук, с неясной тревогой осознаю, что не могу выпустить ее из фокуса. Накручиваю выдержку на максимум, а она слетает. Не помню, чтобы когда-то прежде такое случалось. Обычно в нужные моменты я умею перекрывать все эмоции, притуплять восприятие. С Джи же, будто против течения плыву.
Начинаю расстёгивать пуговицы некогда белой рубашки.
— Нужно все снять. Хорошо? Не боишься?
— Нет, конечно…
Это ее «конечно» сейчас звучит почти смешно. А у меня снова за ребрами все в кучу сжимается. Одна секунда без контроля — искра. Огонь охватывает сбившиеся органы, словно груду старого барахла.
Не тушат его даже густые струи прохладной воды. Зябко вздрогнув, Дженни  бросается ко мне. Обхватывая руками торс, вжимается в грудь с такой силой, что мне самому становится трудно дышать.
— Тихо, девочка. Подожди.
Отодвигаю ее к стеклянной стенке и меняю температуру воды на более комфортную.
— Дженни, нужно все смыть. Волосы тоже… Сможешь?
— Не знаю… — Кривится и передёргивает плечами от брезгливости. — Я немного боюсь крови. Немного, — акцентирует степень.
— Ладно, постой спокойно.
Кивает и зажмуривается. Но едва я наливаю в ладонь шампунь, начинает капризничать, как маленькая.
— Мне не нравится этот запах… Он пряный и противный…
Медленно вдыхаю, подбирая слова, которые могут помочь пробиться сквозь новый поток ее паники.
— Я понимаю. Но другого здесь нет. Наверху, если захочешь, вымоешь повторно.
Никогда прежде мне не приходилось мыть женщине голову. У Дженни густые и длинные волосы, и, как я ни промываю пряди, все мне кажется, что пена алеет от напитавшейся в них крови. Смываю и вновь намыливаю. Проделываю эти манипуляции раза три подряд. Потом растираю намыленной мочалкой все ее тело, доходя до пят. Все это время она покорная и тихая, словно ребенок. Только команды выполняет: подними руки, повернись, раздвинь ноги.
Из душа ее выношу закутанной в полотенце. Поднимаюсь наверх и впервые несу ее в свою спальню. Не знаю, почему. Не хочу размусоливать мысли по черепу, просто сворачиваю с лестницы в другой конец коридора, не давая себе никаких зарубок и объяснений.
В комнате слишком светло. Задёргиваю шторы, чтобы приглушить эту яркость. Хочу напряжение скинуть на ноль, но оборачиваясь и натыкаясь взглядом на силуэт Дженни, ощущаю совсем другой градус.
— Сними полотенце и забирайся под одеяло.
Она распускает узел на груди и даёт махре соскользнуть на пол. Так же молча избавляется от тюрбана на голове.
Когда мы оба оказываемся под одеялом, сердце отчего-то еще сильнее разгоняется. Я немного удивлен, потому что это не разгар возбуждения. Не до этого сейчас. Как ни странно. Это что-то другое. Мощное, мучительное и тягостное.
Слышу, что Дженни все еще беспокойно дышит.
— Не бойся. Я бы не позволил ему тебе навредить. Никому не позволю.
— Я не боюсь. С тобой. Мне хорошо. С тобой хорошо, — едва слышно высекает она. — Мы будем спать?
— Можем поспать.
— Тебе никуда не надо? Ты же не оставишь меня? — и тут же, не давая ответить, горячим шепотом просит: — Не оставляй меня.
— Не оставлю.
— Когда тебе угрожала опасность, я едва не умерла от страха, — припоминает с тихим выдохом. — Сегодня тебе тоже было страшно?
Это не любопытство и не провокация. Это ее способ в свою очередь помочь мне поймать баланс. Она знает ответ.
И теперь его знаю я.