Под расколотым небом

Глава третья

Уже второй день у Артура раскалывалась голова, как оказалось, от спрятанной внутри магии, которая проломила барьеры внутри тела и теперь не может никуда приткнуться. И Катрина, и странный Роджерс, как Артур его про себя называл, отговорили его от применения магии, беспокоясь, что он что-нибудь невольно взорвёт неуправляемым потоком. Он тоже боялся. Головная боль от этого не прошла. Он прикрыл глаза, надеясь, что отсутствие света уменьшит мигрень.

— Подожди, пока мы тебе достанем опал, — сказала Катрина, зажав его руку в своей, будто боялась, что он сбежит, если она его отпустит. У Артура даже мыслей таких не было. Зато его продолжали съедать сомнения примерно обо всём происходящем. Вот-вот он должен был проснуться, рядом с настоящей Катриной, которая ни к какому сопротивлению не принадлежала и никаким пурпурным магом не была. Вот-вот всё в мире вернётся на свои места, и в холодном поту Артур будет пересказывать Катрине, насколько яркими и абсурдными стали его сны. Осталось только открыть глаза, и... Ничего не поменялось.

— Мы не можем пользоваться одним? — спросил Артур.

— Можем. Но это неудобно и опасно. Проблема пурпурной магии в том, что она слишком мощная даже для тела мага, который её использует. Поэтому её нужно перенаправлять через опал. Сейчас мой камень настроен ещё на то, чтобы имитировать фиолетовую магию, поэтому мои глаза не светятся пурпурным. Но даже в Лахесе мне нужен опал. И тебе тоже.

Артур мог предположить, что внутри него тоже было установлено какое-то подобие опала, начать обсуждать эту тему с Катриной, спросить, нет ли про это каких-либо документов (создание устройств для использования внутри организма было больше по её части), но почувствовал подступавший ужас, примерно тот же, что охватывал его каждый раз, когда он видел стерильно белые стены больниц и вдыхал специфический запах этих коридоров. Он откинул эту мысль в дальний ящик, туда же, где хранились все остальные воспоминания одиннадцатилетней давности. Никто его никогда не увозил в Клодар. Глаза никогда не слепил свет ламп в операционной. Люди в столице никогда не смотрели на него с ужасом. Он никогда не звал мам, думая, что вот-вот умрёт. Этого не было в его жизни. Это было не с ним, этого не было никогда и нигде. А что вообще было? Он вовсе не знал. У него всё хорошо, не считая внезапно открывшего пурпурного потенциала, связей с сопротивлением и преследования со стороны полиции, рискующее затронуть и родителей. Всё было абсолютно прекрасно.