Страх темноты

3

Это было первое событие положившее начало череде странных событий. Нет, не то чтобы все подобные события до этого не были странными, просто этот случай выглядел странным даже на фоне всех остальных странностей. И дело было не в самом событии, а в том, что произошло оно за полмесяца до положенного срока. Такого резкого нарушения цикла раньше никогда не было. До этого дня.

В то время когда я щурился от летевшего мне в глаза мелкого снега в районе Универмага, из участка милиции вышел сержант Максим Широков, высокий парень двадцати девяти лет и направился в сторону стадиона мимо пожарного участка. Этот путь он выбрал, чтобы держаться боком к беснующемуся ветру то и дело швыряющему в лицо острые как бритва снежинки. Сержант прошел вдоль частных домов по другую сторону дороги от стадиона и остановился на перекрёстке Комсомольской и Советской, задумчиво поглядывая то направо, то налево. Он не изучал дорогу на предмет наличия движущихся транспортных средств, которые в такую погоду представляют особую опасность для пешеходов, если вы подумали об этом. Нет, вовсе нет. Он лишь размышлял: стоит ли ему прямо сейчас свернуть на Советскую и двинуться в направлении центра города против ветра или пройти еще один квартал и свернуть уже на Леина. Разницы особо никакой, зато еще на какое-то время можно было укрыться от ледяного ветра.

Макс, или как его называли в участке Широкий (сержант Широкий или еще в шутку – Широкий Сержант), поднял толстый меховой воротник своей серой форменной куртки, сильнее надвинул на голову ушанку с завязанными на макушке ушами и с кокардой по центру и уверенно шагнул на проезжую часть. Он все же решил пройти еще квартал до Ленина. Сворачивать и сейчас двигать против ветра ему совсем не хотелось. Ведь пока он бредет прикрытый домами с правой стороны ветер может и подутихнуть, верно? Маловероятно, конечно, но что еще остается человеку, одиноко бредущему сквозь зимнюю бурю во тьме ночного города? Конечно, до ночи было еще четыре часа, но какое это имело значение, если тьма опускалась уже в начале шестого и начинала отступать лишь в девять утра, а то и еще позже. Зимой все время принадлежало госпоже Ночи.

Именно так думал Максим, но не в данный момент, сейчас его мысли были заняты совсем другим. Переходя проезжую часть, он думал лишь о том, что вместо того, чтобы вернуться после смены домой к своей жене и двум деткам, он вынужден тащиться в универмаг, чтобы заступить на вахту ночного сторожа, а затем, ранним утром снова вернуться в участок. А дома дети растут, постепенно забывая, как выглядит их отец, забывают, что значит это слово. Они видят его лишь иногда в промежутках между вечерними мультиками и теплой уютной кроваткой, в которой засыпают с грезами о летнем солнышке и, возможно, белом сказочном пони. Они видят его лицо, чувствуют прикосновение колючей щетины, терпкий запах табака и тепло его губ. А затем они засыпают, и все происходящее кажется сном. Младший сынишка, скорее всего, еще не понимает кто это такой, лишь чувствует волны исходящего от него тепла и любви, а вот дочурка сквозь сон иногда бормочет ему: «Я люблю тебя, папуля», и засыпает. В такие моменты слезы наворачиваются на его глазах, и он вытирает их жестким рукавом своей формы. Он мечтает проводить с детьми больше времени, но не может себе этого позволить. Все, что он делает, делает на благо своих детей, чтобы они могли жить полной и счастливой жизнью, чтобы никогда не знали недостатков и бед, но это все больше отдаляет его от них, отдаляет от его жены. Мир не лишен иронии, не так ли?