Восьмая глава

240 71 13
                                    

Я мертвый человек. Я просыпаюсь утром, и мне нестерпимо хочется одного – спать. Я одеваюсь в черное: ношу траур по себе. Траур по человеку, которым не стал.

Фредерик Бегбедер

Раздражающая вибрация в заднем кармане джинсов заставила француженку остановиться:
«Романов»
Девушка смерила абонента долгим озадаченным взглядом, а потом быстрым движением выкинула телефон в ближайшую мусорку, не давая себе шанса передумать.

Сбежав, сирота ощущала себя предателем. Некое молчаливое обещание связало их в прошлую ночь, подобно тонкому, но прочному канату. Впервые за столь долгое время ее опекун пошел на контакт. Именно тогда, когда она в этом нуждалась больше всего. Он помог ей. Помог просто своим участием. А она предала его. Втоптала в грязь попытку сблизиться и оставила в дураках. Как самая настоящая стерва.
Девушка села на скамейку и обхватила себя руками. Ночь предъявляла свои права и окутывала округу непроглядным мраком и пронизывающим холодом.
Наверняка Романов уже давно проснулся и прочитал ее послание. Сейчас он сидит в своем черном кожаном кресле, пьет крепкий ирландский кофе и в сотый раз проводит пальцами по выведенным тонким почерком буквам:
Я должна была уехать. Вы бы не смогли остановить меня. Я нуждалась в этом. Не ищите меня и не беспокойтесь, если вдруг захотите.
Спасибо Вам за все. Я Вас не забуду.
Француженка улыбнулась своим мыслям.
Хотя...
Он никогда не будет перечитывать ее листок, скорее, порвет его и постарается забыть смысл написанного.
Константин Романов будет искать её.
Столько, сколько потребуется. Мужчина не остановится, пока поиски действительно не станут пустой тратой драгоценного для него времени.
Сирота зашагала в сторону мотеля.
Нужно исчезнуть из его жизни.
Из серого здания поочередно вышли двое парней: худощавого и плотного телосложения. Эрик, прислонившись к дверному косяку, разговаривал и смеялся с ними так, словно ничего плохого не было в том, что сейчас происходило.
Рансье нахмурилась, уцепив взглядом одну важную деталь: худощавый держал в руках тонкий продолговатый предмет — именную сигаретницу, инкрустированную рубинами, которую подарил Константин ее папе, как напоминание о безмерном долге за свою спасенную жизнь. Вещица стоила баснословных денег, но не это волновало француженку.
Эта была папина собственность, частица его самого в чужих руках.
Не в ее руках.
Каким образом она оказалась у Эрика, а потом и у его компании, она старалась не думать.
В эту самую минуту девушка мало понимала, что руководило ею.
Ярость, злость и боль, смешавшись в бешеном коктейле эмоций, со всей силой стукнули девушку по голове.
Она шагнула навстречу парням.
Заинтересованные взгляды остановились на ней всего лишь на пару секунд.
Сирота была настолько подавлена своей шаткой нервной системой, что она мало заботилась о том, как выглядит.
Спутанными космами каштановых волос, бледной кожей, острыми скулами и тусклыми серыми глазами она напоминала лишь собственного призрака. Погибшую душу, заплутавшуюся в лабиринте живого мира и как нарочно оставленной мрачным жнецом в месте, которое она ненавидела всем своим сердцем.
Мишель подошла вплотную к худощавому и схватила его за руку, державшую злополучный предмет. Бандит опешил от такого откровенного и наглого выпада и не сразу смог вернуть себе самообладание.
— Отдай мне это, — прошелестела Рансье.
Редким прохожим, вероятно, эта сцена показалась весьма комичной, но только не участникам этого представления.
Грубым и болезненным движением парень обездвижил француженку, сжав в железных тисках своей правой руки. В висок сироты уперлось дуло пистолета.
— Что за дерьмо, Эрик? Ты решил нас подставить?
Следы недавнего веселья стерлись с лица Бернара, уступив место судорожной гримасе.
— Филипп, это недоразумение. Мне ни к чему кровь, — юноша говорил тихо, но отчетливо, подбирая каждое слово. Он старался держать себя в руках.
— Тогда, может быть, мы устраним это маленькое недоразумение?
Филипп улыбнулся уголком рта. Это выглядело настолько ужасающе, что Бернар едва удержался от того, чтобы не рвануть прочь.
Второй бандит расправил широкие плечи, мимолетом показывая отлично развитую мускулатуру.
Брюнет сглотнул:
— Ребят, она просто укуренная в хлам.
— Не ври мне,  — Филипп картинно взвел курок.
Мишель поморщилась: железо неприятно холодило кожу.
Бандит покачал головой, своим жестом вынося парочке смертельный приговор.
— Флики! Валим!
Дуло пистолета скользнуло к животу девушки. Нос Филиппа уткнулся в девичью шею, на одном выдохе худощавый произнес:
— Мы еще встретимся, милая.
Парни удирали, словно за ними гналась стая разъярённых псов. Эрик смотрел им вслед и громко матерился. Мишель сидела на асфальте и беззвучно всхлипывала, сжимая в руках сигаретницу.
Начинался дождь.
Парень склонился над плачущей француженкой и хотел взять ее на руки, но та не позволила. Она осторожно встала на ноги и медленно двинулась к сто шестому номеру. Юноша нашел ее сидящей на кровати и внимательно наблюдавшей за каплями дождя, барабанившими по стеклу.
— Я принес вино, — Бернар поставил бутылку в красивой золотой оберточной бумаге на тумбу и сел рядом с Рансье.
Эрик нежно провел ладонью по мокрой шевелюре Мишель. Сирота не сопротивлялась. Наклонившись, юноша достал из ящика два фужера и предложил один из них девушке. Та почти механически приняла его.
— Я-я... Я хочу наполнить эти бокалы в честь одной из самых прекрасных девушек, которых я когда-либо знал. Сегодня тебе исполняется семнадцать лет и... — Француженка, не слушая, поставила фужер на место и схватила вино с тумбочки. Осушив половину бутылки, она в упор посмотрела на бывшего друга. Он никогда не видел у нее такого яростного прожигающего до костей взгляда.
  — Я хочу знать все, что хоть немного оправдает тебя в моих глазах, — несмотря на шаткое положение, сирота была уверена в своей силе как никогда. Голос ее звучал твердо и непоколебимо.
Эрик Бернар так смотрел на девушку своими ясными серыми глазами, словно видел ее в первый раз. Нервно усмехнувшись, он начал:
— После того, как мы поступили в лицей, мне поставили диагноз — закрытая форма туберкулеза, вторая стадия. Врачи говорили, что шанс есть, но проходили месяцы, а состояние лишь ухудшалось. Все в унисон твердили, что лекарства должны сделать свою работу. Предки сначала беспокоились, ворковали надо мной, словно над грудным ребенком, а потом сплавили в санаторий. И все. Там я понял, что никому нахрен не нужен. Они больше не приходили ко мне. Когда я начал выхаркивать собственные легкие, родители все-таки пришли. В их взглядах я прочитал, что они уже попрощались со мной, а это — лишь дань собственной совести.
Я ненавидел их.
Героин был единственным спасением от ноющей тупой боли, пронзающей всю грудную клетку. Не смотри на меня осуждающе, Мишель, уже тогда я знал, что мне не выбраться из этой выгребной ямы. Я поступил в другой лицей, надавив на остатки родительских чувств.  Потом пришла ты. С такой же раздробленной душой, как и у меня. И я решил отыграться на той, которую любил всю сознательную жизнь. Я ненавидел тебя, зная, что ты держишься на ногах после такой потери и еще пытаешься спасти меня.
Я хотел, чтобы ты пала, так же как и я.
Хотя я знаю, что не заслуживаю прощения и не желаю отрицать, что смогу сделать это снова, я хочу, чтобы ты меня запомнила таким, каким я был год назад. Веселым, безбашенным парнем, по уши влюбленным в свою лучшую подругу и никогда не отступавшим от своей цели. Ты единственное существо, которое удерживает меня в этом мире.
Запомни меня живым.








_______________________________________
Ваша звездочка и комментарий будут достойной наградой за мои старания. Заранее благодарю.

Русский с ломаным французскимWhere stories live. Discover now