Русский с ломаным французским

Пятнадцатая глава

она улыбнулась мне, и я понял,
что несмотря на револьвер
в моей руке,

в этой комнате вооружена только она.

Ей снова снились кошмары. Пухлые искусанные в кровь губы приоткрывались и что-то неслышно бормотали, под веками бешено двигались белки глаз, на острых скулах блестели свежие дорожки слез, руки и ноги прижаты к животу в отчаянной попытке хоть как-то защитить себя, оградиться, исчезнуть... Это были те редкие мучительные моменты, когда она была собой. Когда бежала в комнату Романова от кошмаров, которые преследовали ее каждую проклятую ночь. Когда утыкалась носом в его грудь и ощущала тепло живого человека, не призрака, не зловещего мертвеца, обвиняющего ее во всех смертных грехах.
Она помнила все предыдущие кошмары. Бывало, они не укладывались спать до рассвета. Мишель боялась заснуть и больше не проснуться. В конце концов, она проваливалась в сон от усталости, и ей на смену приходила Рейчел. Рейчел никогда не плакала, не сожалела, не сочувствовала, не робела, и она умирала каждый день, когда засыпала.
Романов одновременно любил и ненавидел ночь. Любил, потому что в это время суток Мишель была собой, но то дикое чувство было настолько эгоистичным, что он изо всех сил старался его искоренить. В эту ночь Мишель попросила навсегда отпустить ее, она пыталась перерезать себе вены. Ту картину полностью опустошенного беспомощного человека, просящего облегчить свои муки, лишь только отпустить туда, откуда не возвращаются, Романов не забудет никогда. Будущего не было. Она угасала. В один момент он не успеет, не заметит явного, упустит секунды. Лезвие, пистолет, удавка, здесь было много вариаций. И все они вели к одному.

Мишель кусает ладони и стонет. Всякое движение стихает, Романов аккуратно встает с кресла, чтобы не разрушить непостоянный сон душевнобольной, и выходит из комнаты. Как он долго не спал...
На посту сменяет Фредерика. Романов всякий раз удивлялся, что она не сбежала от них. Мужчина в упор не хотел нанимать сиделку. Чужой человек воспринимался им как что-то априори враждебное, грозящее разрушить их итак очень хрупкий мирок, сотканный из душевных терзаний и буквально физической боли. Ищейки из фирм конкурентов активно рыскали в поисках «грязного белья». Новичок мог быть подослан с заинтересованной стороны, хоть это и была, скорее, паранойя, чем реальная угроза. Смещение Романова с поста генерального директора произошло бы легко, если бы не безумная хватка русского. После потери значительной части прибыли все лечение Мишель в будущем прекратилось, толком не начавшись. Но огромный груз ответственности не позволял ему расслабляться. Любой просчет мог оказаться фатальным.