Монотонный гул за окном заставил разлепить веки. Со двора, где, наконец, ярко светило солнце, слышался неразборчивый гомон, который Май пытался усмирить шёпотом.
– Тише! – шикал он на собравшихся. – Люди в доме спят!
Волной его реплика подхватывалась и уносилась многоголосым эхо: «Тише! Люди в доме спят!»
Который день? Который час?
Лайла то подходила к кровати, то снова возвращалась к окну, за которым не унималась толпа. Тут же поджимала хвост и удалялась, скуля и оглядываясь. Нервничала, часто слизывала подступившую слюну, тяжело дышала. Я подозвала её. Лайла посмотрела жалобно и тут же засеменила ко мне, низко опустив голову, подойдя, уткнулась лбом в протянутую ладонь.
– Ну что ты? Боишься?
Она ничего не ответила, естественно. Ни звуком, ни движением. Но, когда я отодвинулась к стене и похлопала рядом по простыне, она, не раздумывая, легла со мной, растянувшись на матраце почти в мой рост. Бедняжка, боялась толпы. Что же ей пришлось пережить? Как жаль, что она не может поделиться со мной воспоминаниями.
А за окном не прекращались одиночные и групповые выкрики, из которых я поняла, что питьевой воды скоро не останется: вопреки законам физики, взбунтовавшиеся русалки иссушили реки. Судя по тону, Май старался успокоить людей. Но отвечал он тихо, так что слов было не разобрать.
Лайла повернула голову в мою сторону и заглянула в глаза. В их шоколадной глубине отразилось нечто человеческое, такое, что сердце замерло. Была в них будто сосредоточена вселенская печаль. Лайла «изогнула» брови. Собаки обладают удивительно живой мимикой – порой трудно ошибиться в природе их эмоций. Так было и сейчас: на лице, которое мордой язык не поворачивается назвать, сквозь плотную стену тревоги читалась надежда. Это существо хотело узнать, грозит ли ему опасность.
Шелковистая шерсть наощупь напоминала детские волосы. Она едва чувствовалась на ладони и, казалось, совсем не имела веса. Я перебирала волнистые прядки так называемой «псовины» – шерсти. Май сказал, что она так называется. Я старалась успокоить Лайлу и убедить её в том, что никакой опасности ей грозить не может: она дома, рядом мы с Маем. Что может произойти?
Я всегда думала, что охотничьи собаки достаточно хладнокровны и могут быть даже жестокими, но Лайла никак не вписывалась в это представление. Прошло немногим больше недели с момента нашей первой встречи в лесу, и за это время она ни разу не проявила охотничьих навыков. Да, играючи гонялась за белками. Но она не стремилась причинить им вред. Отчего же она потеряла свои охотничьи инстинкты? Может, Май это не поощрял? А не могло быть такого, что он применял довольно жёсткие меры наказания, дабы избавиться от подобного поведения?
YOU ARE READING
Озарённый Солнцем. Поцелованный Луной.
General Fiction«Опиумные поля» - Один - хранитель маковых полей, принц, которого боятся по факту его существования. Второй - добрый лекарь, к которому тянутся бедные несчастные души. Они живут в моих снах и не дают покоя. Говорит ли это о том, какую роль играю я д...
