Озарённый Солнцем. Поцелованный Луной.

49 ГЛАВА. Люди меняются(?,!)

Ирина Владимировна говорила, что мне может быть нелегко: счастье в такой ситуации может по щелчку пальцев сменяться унынием. Я знала, предвидела, но к смене настроения никогда нельзя быть готовым полностью.

Бабушка звала в гости. Предположительно, там может быть отец. Хоть я и старалась гнать от себя мысли о нём, хоть мне и казалось, что держу ситуацию под контролем, близившаяся встреча с ним заставляла сильно нервничать. Мы не общались ни с ним, ни с бабушкой с момента последней не самой весёлой встречи, поэтому никто из них не был в курсе моей жизненной ситуации. С мамой мы договорились всё оставить в тайне, но я чувствовала, что это будет неправильно по отношению к себе. Я хотела прямо и во всеуслышание заявить, кто я. Правда, я и сама толком не была уверена в этом, поэтому боялась выставить себя посмешищем. Ага, так и представляю, как наяву: бабушка хмыкает, глядя в стол, и на лице её расцветает мерзкая ухмылка. Будет считать меня неудачницей. Мы с Ириной Владимировной работали над воспоминаниями, связанными с бабушкой, но это принесло плоды лишь на время. Когда ситуация в корне изменилась, с трудом достигнутые результаты пошли прахом.

В ночь перед поездкой не спалось. Я всё никак не могла понять: я поступаю как сильная личность, не прячась и идя на контакт, или как слабая, не могущая дать отпор? Я боялась. Боялась отца, неодобрения бабушки, её осуждающего тона, нравоучений. Я боялась снова почувствовать себя маленькой и беспомощной, глупой девочкой, отчаянно пытающейся казаться взрослой, но таковой не являющейся. Кто я? Я хочу быть Женевьевой.

Катя спала. Боясь её потревожить, я старалась двигаться бесшумно, но в темноте ни черта не могла разобрать. Нащупала холст в углу, потянулась за красками, но задела что-то, стоящее рядом, и это что-то упало и покатилось по полу с предательским шумом. Я, задержав дыхание, смотрела на Катю. Но она лишь что-то промычала и продолжила спать как ни в чём не бывало.

На кухне свет был непригоден для творчества. Тусклый, превращающий насыщенные цвета в невесть какие. Но я упорно писала свой портрет. Интересно, эти качества и правда находятся где-то в глубине меня? Или это мне совершенно несвойственно, и я обречена остаться тихой и покорной?

Я не верю в судьбу, как и не верю в то, что люди не меняются. Если я только захочу, если только сумею собрать всю волю в кулак, я смогу стать той, какой желала быть всю жизнь. Разве нет? Это звучит очень просто и ободряюще, но на деле оказывается трудным делом, от которого легко отступиться.