Озарённый Солнцем. Поцелованный Луной.

38 ГЛАВА. В лунном круге. Медведь.

Я сделала ещё один шаг вниз. Пространство вокруг замерцало, обернулось дымкой, и вскоре начали проступать очертания интерьера. Я была в небольшом зале с накрытым в центре столом. Задёрнутые шторы не пропускали света, поэтому не вполне было ясно, день сейчас или вечер. За стеклянными дверцами советской стенки блистали в тусклом свете лампы хрустальные вазочки, подарочный чайный сервиз. Стену напротив украшали фотографии в рамках, изображающие счастливые семейные сюжеты: свадьба, застолье, импровизированная фотосессия двух поколений: моих родителей и их родителей. Мой дом.

Стол был накрыт на семь приборов, но меню было небогатым: блины, кутья, перловая каша, речная рыба на пару. Поминки.

Мурашки пробежали по спине. Слава богу, я не оказалась здесь немного раньше. Иначе на столе увидела бы вовсе не кутью.

Комната пустовала, но в отражении уже не покрытого тёмной тканью зеркала я увидела Флоренса. Он сидел поодаль, удобно расположившись на кресле, и, нахмурившись, оценивал помещение. Его траурные одежды как нельзя лучше подходили случаю, правда, выглядели несколько изящнее, чем могли позволить обитатели дома и собравшиеся по печальному случаю гости. Но Флоренс был только в отражении.

– Его точно там нет? – от знакомого голоса дрогнуло сердце.

В дверном проёме показалось двое: моя мама, выглядевшая заметно более молодой, чем сейчас, и девочка лет шести, в которой я не сразу признала саму себя.

– Точно, – с печальной улыбкой ответила мама.

Не нужно было напоминать самой себе, кого я так боялась встретить. Дедушку. Умершего дедушку.

Я невольно бросила взгляд в зеркало и заметила, что при взгляде на совсем юную версию меня выражение лица Флоренса заметно смягчилось.

Вскоре за столом собрались все остальные: отец, вдовствующая бабушка по папиной линии, родители мамы и мой крёстный. Самые близкие.

Будучи совсем маленькой, я не обращала внимания на их эмоциональное состояние, но теперь будто впервые на меня обрушилась вся тяжесть их горя. Таких сложных эмоций в шесть лет я не то, что распознать не могла, я их сама не могла испытать и дифференцировать. Мне было грустно, потому что деда больше рядом нет, мне было страшно, потому что он был мёртв.