Икаровы крылья

Глава 33. Замри

– Нет, ты слишком торопишься. Давай сначала.

Наступил май, и наряду с активной – по крайней мере, со стороны педагогического состава – подготовкой к экзаменам полным ходом шли приготовления к выпускному. Маргарита транслировала классу решения родительского комитета и новости от Камбалы, заседала в Совете старшеклассников, а в перерывах учила Серёжу танцевать вальс. Она сама выступила с этой инициативой: Серёже, надолго выпавшему из школьной жизни, приходилось навёрстывать упущенное впопыхах и в отрыве от коллектива.

Он, конечно, выдавил из себя какие-то слова благодарности, но мысленно не прекращал проклинать Маргаритину самоотверженность. Серёжа быстро возненавидел этот чёртов вальс всеми фибрами души.

С понедельника короткие перемены – большие были отданы одиннадцатиклассникам – уходили на кружение по пустому актовому залу. Иногда на расставленных в зале креслах появлялись зрители: Денис, половину отведённого времени залипавший в телефон, Тимур, возившийся со звуковым оборудованием, или Оля, путавшаяся у всех под ногами и вальсировавшая в одиночестве. Серёжа старался не обращать на них внимания и, чтобы не встречаться взглядом и с Маргаритой, по большей части смотрел себе под ноги. Может, с его способностями к бальным танцам так было даже лучше.

Музыку взяли из фильма, о котором Серёжа слышал лишь краем уха – да и то что-то не особо вдохновляющее. Но, справедливости ради, мелодия действительно оказалась красивой, как бы влекущей за собой. Предполагалось, что вальсировать под такую будет удобно, однако реальность с присущей ей суровой прямолинейностью доказала обратное: чтобы не отстать от музыки, требовалось приложить усилия. Ко всему прочему, Серёжа постоянно ошибался в последовательности движений и за одну перемену наверняка успевал отдавить Марго обе ноги. Судя по тому, что однажды она не то случайно, не то целенаправленно впечатала шпильку ему в ступню, чаша терпения Маргариты всё-таки имела конечные пределы.

Впрочем, даже если бы не было оставшейся после того случая мелкой гематомы, если бы на вальс не приходилось гробить целые перемены, Серёже это действо едва ли стало бы более симпатично. Ему нестерпимо хотелось сбежать от Марго, от тепла её тела, отчётливо ощущавшегося сквозь ткань блузки, от ввинчивавшейся в память музыки без слов и бесконечной последовательности шагов, поддержек и вращений. Единственное, что не позволяло Серёже пропускать репетиции, – стремление поскорее с ними покончить и забыть о злосчастном вальсе до генерального прогона перед выпускным.