Что чувствует сталь

18 Chapter

Ты — ветер под моими кыльями,
Лишь ты глубоко в моём сердце,
Ты — тот друг, которого я познал в беде,
Ты — та, за кого я сражаюсь.

Чонгук не мог уснуть.

Его кожа кипятилась. Горела. Сердце в ушах звенело. Каждый день — это пытка и борьба. Борьба за чёртову скудную жизнь в бегах. Но химера готов пойти на подобное, потому что душа рвалась к тёплому и живому. Потому что Чон сам ощущал себя живым.

Ворочаясь в своей кровати детства, Чонгук помнил эту комнату. С самого первого дня в Пусане, мужчина продолжал вспоминать и узнавать себя того — из прошлого. Помнил, как клеил карты неба на тёмно-синие обои, помнил, как смотрел на кровавую луну через дорогущий телескоп. Уверен, что всё это с ним делает та жидкость, влитая в его вены Намджуном. Но не понимал как выдержать ношу, как душу ещё не разорвали разрушительные эмоции и ощущения, которые с новым рассветом становились всё сильнее. Губительнее для его сердца, держащегося на скрипящих костылях. Ещё больше не понимал для чего всё это самому Намджуну и лаборатории, если они изначально сделали химеру сильным и бесчувственным.

После встречи с родной матерью, та больше не отпустила детей ночевать в отель. На свой страх и риск оставила в доме, окружила теплом и уютом. Всё было бы действительно прекрасно, если бы Чона не разрывало от каждого любящего взгляда Суджин. Сколько времени не прошло, он всё равно не мог добраться до подлинного чувства сына к матери. Брюнет оставался холодным.

А там за стенкой шевелится девушка, возможно, тоже неспособная уснуть в этой светящейся изнутри ночи. Ради неё, юноша согласился затаиться на время. Хотя что-то внутри грызло сорваться. Закрыть глаза и растерзать глотки всем тем, кто сделал из него и его друга подлинных монстров.

Несмотря на то, что в Чонгуке начало что-то меняться, он всё же остаётся безжалостным и скудным на эмоции. Это то, что составляет его сущность. То, что сидит глубоко внутри и то, что никто не сможет переписать.

◊ ◊ ◊

Прошло ровно две недели. Ровно две недели вместе с Чонгуком. Его глаза, ставшие непреодолимо ясными, вгоняли тысячу иголочек в чувствительную кожу. Девушка могла часами наблюдать, как юноша с неприкрытым любопытством разглядывает старые потрёпанные альбомы или задумчиво бродит по своей комнате, изредка хмуря брови и пропадая где-то в своих мыслях. Несколько раз Хаиль пыталась напомнить о том, что следовало бы поскорее обратиться в СМИ. Нужно обеспечить себе безопасность, но девушка никак не могла собраться с духом и разрушить мирные деньки, которые они проводили вместе. Бок о бок.

Мягкость и трепет с каким относился Чонгук к Хаиль, приводили девушку к головокружению. А после моментов, когда пространство сокращалось хотя бы до метра, она училась дышать заново. Это похоже на первую любовь. Безумную. Когда кроме этого человека ничего вокруг себя не замечаешь. О и не пыталась замечать, плавясь от собственных чувств и реанимируя собственное сердце после каждого столкновения взглядами. Так внезапно голову потеряла, что точка невозврата давным давно потерялась где-то за горизонтом.
— Я больше не могу. Не могу сидеть в этих четырёх стенах, — скулит Хаиль, смотря большими щенячьими глазками прямо на Чонгука, пока в голове созревает «коварный» план. Так хочется хотя бы денёк провести как нормальные люди: погулять, попробовать самую вредную и вкусную еду на побережье, потанцевать или вымокнуть в ближайшем фонтане, наконец! Хочется открыть Чонгуку глаза ещё шире. Показать этот мир с совершенно новой, сумасшедшей, но такой прекрасной стороны. Никто не может сказать, что случится завтра. И успеет ли она доказать насколько человеком стал для неё этот парень. Парень с жестоким взглядом, в глубине которого лишь безликая боль плещется. Неприкрытая. Хаиль эту боль залпом выпьет, ни капли не оставит.

Химера только брови вскидывает, вертя в руках большую красную кружку с так полюбившимся какао внутри.
— Давай выберемся куда-нибудь, пока не стемнело, — просит девушка, тут же вскакивая с места и хватаясь за локоть юноши. Тот кружку от неожиданности роняет, какао на стол выплёскивается, но, выставив руку вперёд, Чонгук ловит хрупкость налету.
— Ты слишком беспечна и неосторожна! Мы здесь прячемся, не забыла? — шипит Чон, освобождаясь от хватки девушки. Тянется за полотенцем, чтобы руки вытереть. Не себе, а девчонке, которая и не заметила, как кипяток руку обжёг.

А в её горле ком встал. Она так надеялась провести заветное время вместе. Хаиль считала это действительно важным. Слишком важным для них двоих. Им нужно было узнать друг друга получше. Чтобы за друг другом и в огонь, и в воду. Чтобы умереть, в случае чего, не страшно было...
— Дурочка, — Хаиль над своим ухом шёпот слышит. Чувствует, как нежно мужские руки к ней прикасаются, махровой тканью кожу обмакивают. Сердце тут же вскачь пускается. Захочешь не угомонишь. — Я хочу сохранить тебя. Не хочу привести тебя к клетке с настоящим зверьём, что тебя ни моргнув растерзают. Ни шанса не оставят.

Хаиль вдыхает побольше воздуха в лёгкие. Готовится взглянуть в чёрный омут, и когда это делает, всё тело электричеством неимоверной силы прошибает. Наверно, она никогда не привыкнет к подобной силе взгляда. Она видит, как Чонгук тяжело сглатывает и отводит взор слегка в сторону. Слишком близко стоят. Не может спокойно смотреть, не пожелав снова прикоснуться к этим мягким губам.
— Но, я и так нахожусь в клетке с настоящим зверем, — говорит девушка, возвращая внимание химеры обратно к себе. — И он настолько силён, что мог бы с лёгкостью переломить эту кость, — Хаиль кивает на свою руку, которую держит юноша. И он сразу отпускает кисть, чувствуя, как за рёбрами ненависть к себе разгорается. — Только я по собственному желанию двери в эту клетку за своей спиной закрываю. Да, я иду на риск. Но эта игра стоит свеч. Потому что по-другому я не узнаю, каким этот зверь может быть ласковым. С этим зверем я ничего не боюсь. И я готова биться за его нутро.

Юноша глаза прикрывает. Дрожь, пробежавшая по позвоночнику, захватила в плен и словно цунами все органы накрыла. Это какое-то бедствие. Чума. Сложно осознать, что в груди дыра затягивается и распускается яркими бутонами цветов.

Чонгук громко выдыхает, застоявшийся в лёгких воздух, начавший настоящую интоксикацию тканевых клеток. На секунду ему показалось, что погибает. Совершенно по-настоящему погибает. Как отказать девушке, чьи глаза смотрят прямо вглубь? Кто так вцепилась намертво, словно грубо зазубренное лезвие — вынешь, Чонгук кровью истечёт.

Эта привязанность уже далеко не ментальная. Физическая.

— Тогда не беги после увиденного. Потому что я уже не смогу отпустить. Сам на ошмётки растерзаю. Сам в плоть вгрызусь. Но не отпущу, — и сам же собственных слов пугается. Удивляется. В груди щёлкают предохранители, и он свою ледяную ладонь протягивает, чтобы натянутые на него цепи и на нежную душу накинуть.

Чонгук чувствует, что эти цепи Хаиль задушат.