Что чувствует сталь

25 Chapter

Скажи, ты умеешь жалеть?

«Ах, да», — ухмылка в ответ.А душа твоя может болеть?Ах, да — у тебя её нет.

 Всё покрыла темнота. Густая, тянущаяся, ползущая чёрными мазками по полу. Она забирается на постель, обвязывает нитями тонкие кисти, стягивает руки/ноги, запрещает двигаться. Хаиль ничего не чувствует — только огромную пустоту перед собой, пробивающую тёмный потолок и взмывающую далеко в небо, где нет звёзд.

Прошло три месяца, как его не стало в её жизни. Три месяца Хаиль блуждает по нескончаемому лабиринту, ведущему в никуда. За окном ночь сменяется днём, тень заливается новым слоем тени, а девушка словно застряла в чёртовом дне сурка. Каждый день пытается собраться, сконфуженно стараясь улыбнуться себе в зеркале, но видит только белёсый шрам от швов на груди. Пусть сколько угодно отгораживается от жизни, запирается в своей квартире, но его уже никуда не деть — не стереть, не замазать. Навечно отпечаталось раной до самого сердца.

Самыми кончиками подушечек пальцев Хаиль касается грубой бледной полосы. Горло стягивает леской, режет кожу. Она сжимает кулак у себя над сердцем, с радостью бы его совсем выдрала, но может только хрипеть и часто-часто моргать ресницами, чтобы глаза, наконец, перестало щипать. С того самого дня не может позволить себе заплакать. Если заплачет — это будет обозначать её проигрыш. Значит она окончательно потеряла себя.

Кто-то начинает упорно звонить в дверь. Трезвон будто в самой голове отдаётся, зажмуриться заставляет. Девушка тяжело сползает с кровати, еле переставляя ноги, добирается до гостиной и пропадает в прихожей. Серое полуденное солнце беспощадно просачивается через закрытые плотные шторы, напоминает о жизни за ними. Хаиль слабыми руками отпирает замок и впускает в дом Хосока. Тот с радостью прыгает в тёплое помещение, намокшим воробушком стряхивает с себя мелкую морось кристальных капелек и насмешливо наблюдает, как подруга сморщившись начинает от них отбрыкиваться. В тонком лиловом топике на узких лямках и в коротких шортиках ей наверняка стало прохладно.

— Взбодрись! — улыбается Чон, стягивая с себя промокшую под дождём куртку и подвешивая её на блестящий хромом крючок. Не нагибаясь, сбрасывает кожаные ботинки и подходит к девушке. Бледное лицо, чуть сгорбленная спина — это совсем не та хохотушка, которая его вечно подкармливала и мешала работать, просиживая всё свободное время в его личной конуре. Хосок цепляет пальцами длинный спутанный локон О и недовольно цокает языком.

— Ну и что это такое? — бурчит мужчина. Уже почти час дня, а девушка до сих пор даже расчесаться не задумывалась. Он у неё не был всего лишь день, потому что вчера допоздна пришлось задержаться на смене, а тёмные волосы подруги успели превратиться в куриное гнездо. — Так дело не пойдёт!

Схватив насупившуюся Хаиль за ладонь, Чон ведёт её внутрь квартиры и заставляет сесть обратно на кровать. Быстро нарыв в туалетном столике массажку, он вскарабкивается на мягкие подушки и принимается бережно перебирать спутавшиеся нечто.

Брюнетка молчаливо рассматривает на полу ковёр, водит взглядом по теням и радуется, что теперь Хосок хотя бы занавески раскрыть не пытается. Её так сильно раздражает солнечный свет, раздражают смеющиеся люди за окном, болтающие о всякой бесполезной чепухе. Хаиль ощущает мягкие поглаживания по плечам, тёплые касания к шее, как мужчина медленно втягивает запах её ромашкового шампуня. Друг приходит к ней чуть ли не каждый день, заботится, готовит еду и заставляет хоть немного не забывать о себе. Девушка вернулась к себе в квартиру и практически не выглядывает на улицу. И если бы не Улыбашка Хаиль бы давно загнулась, потому что кроме него О никого к себе не подпускает. Ей совестно быть слабой и расстраивать этим близких людей, — а в особенности отца. Говорит всем, что она в порядке, что ей просто нужна передышка, прийти в себя после продолжительной комы. Но уже настала глубокая осень, Хаиль всё ещё не научилась жить заново.

После того, как Хосок помог девушке привести себя в порядок, он заставляет её похлебать немного свежеприготовленный супчик с лапшой. Пусть мужчина забивал на себя и своё питание, но не позволит своей подруге загнуться с голоду. Больно смотреть, как она с холодным видом ковыряется в бульоне и почти ничего не ест.

— Хаиль... — серьёзный голос девушку не трогает.

— М? — мычит она, продолжая наматывать на палочки длинную молочную лапшу.

— Ты его так сильно любила? — с болью в голосе спрашивает Чон. Он бы себе язык откусил, пережевал и выплюнул, но вмиг забывает о чём думал, когда О вскидывает длинные ресницы и впервые за долгое время смотрит с осознанностью. Словно за эти месяцы она вообще на него взгляд не бросала. Так сильно дух вышибает, что мужчина жалеет о своём вопросе. В глазах Хаиль виднеется расколотая вселенная, растекающаяся по краям. Но она её настолько сильно держит, что у неё нет возможности вылиться наружу. Хаиль ему всё рассказала. Он бы ни за что не поверил, но сидя рядом с О сам чувствуешь, как в груди злые когти царапаются.

Девушка вязко сглатывает, пытается что-то сказать, но из горла выскакивает только непонятное бульканье. Делает глубокий вдох. Дышит медленно, но запредельно рвано, словно борется с накатывающимся рыданием, но Хосок то знает, что его малышка не заплачет, не выпустит из себя съедающую кислотой боль — это всё что у неё осталось.

— Я так сильно его... — очередной хриплый выдох. Девушка откладывает столовые приборы и смахивает холодный пот со лба. Ей бы нужно выговориться, но она не может и слова выдавить. Всё накрепко в себе заковывает, цепями обматывает, замки защёлкивает. — Я его так сильно полюбила, что теперь не могу заставить себя ненавидеть.

— Девочка, не дрожи так, — с надрывом шепчет Хосок. Он тянется через стол и с трепетом берёт в свои руки чужие ледяные пальчики. — Ты такая холодная.

Девушка оказывается на сильных руках. Мужчина с лёгкостью подхватывает лёгкое тело и несёт его до дивана. Тащит из спальни тёплый плед и укутывает в него девушку. Хаиль пришлось заказать новый, потому что самый любимый остался тогда в его квартире. Не в его квартире.

Ей уже не помочь. Представить невозможно, когда самые родные руки поднимают на тебя оружие. Получить от них пулю в сердце хуже, чем самолично в обрыв спрыгнуть. До ломоты в костях знобит. Одно упоминание о Чонгуке и Хаиль словно под взбаламученную толщу воды ныряет, на голову давит, вот-вот и череп на пополам разлетится. Хосок её в свои сильные руки обрамляет из стороны в сторону покачивает, хочет помочь, но знать бы чем. Он такого не переживал.

— Тебе нужно вернуться к жизни, Хаиль. Судьбу не переиграть, ты должна двигаться дальше, — шепчет на самое ухо. Девушка притихает — слушает. — Я знаю, какая ты сильная, самая упорная малышка, которую я мог только знать. Возвращайся на учёбу. Я так подумал... ты можешь без особого труда пробиться в NIA, через своего папу. Работая там, ты сможешь противостоять организации «F» напрямую. Честно говоря, я бы не хотел, чтобы ты туда лезла, но это правильно. Моя Хаиль бы именно так и поступила. Она бы до последнего боролась. Загляни поглубже в себя и вспомни, кем ты хотела быть.

Секунды врезаются в кожу ядовитыми иглами, из них просачивается кровь, затапливает диван под обмёрзшим телом. Брюнетка запускает пальцы в тёмную шевелюру, тянет себя за волосы и прикрывает веки.

— Там пусто, — произносит она, ощущая в себе шумящие ветра. — Внутри меня всё выженно! Там нет меня! — срывается девушка на хрип. Хосок её ближе прижимает. В себя втискивает, по голове поглаживает.

— Тише, — говорит. — Представь, что ты феникс, и настоящая ты восстанешь только после пепла. Ещё сильнее, ещё прекрасней.

Хаиль выворачивается и утыкается в чужую футболку носом. Зелёная ткань пропитана запахом стирального порошка с оттенком морской волны. Дышит, будто кислородом наполняется, вновь осознавая, как этот человек важен для неё. Мужчина старается не думать о том, как приятно ощущать в своих руках маленькое женское тело. Старается отогнать любые мысли, но получается с трудом. Надоедающая девчонка начала ему нравится уже давно, привлекая своим незаурядным характером и проворством, но сейчас она разбитая вызывает у него трепет. Хочется задержать дыхание. Хочется стать для неё настоящей стеной, дать новый смысл для того, чтобы продолжать жить.

И он не знает какие страшные мысли сейчас рождаются в когда-то светлой голове. Не знает в какую сторону подталкивает. У Хаиль созревает план граничащий с настоящим безумием.

— Ты правда считаешь, что я смогу? — поднимая голову, девушка смотрит прямо в глаза, пробирается до самой глубины. В душу заглядывает. Помятое лицо хмурится. Видит ли она там, что хочет узреть?

— Держа в руках мечту, оно станет твоим самым сильным оружием, — уверяет друг, сводя брови на переносице.

— Только моё самое сильное оружие ударило меня в спину.

— Расскажи мне о нём? — Страшно спрашивать рассыпающегося человека о подобном, но Чону очень хочется узнать, как можно полюбить кого-то без души. Оставить всё за спиной и броситься ему помогать — искренне, не прося ничего взамен. Практически вслепую.

— Нет, не надо, — девушка внезапно вырывается из объятий Хосока и подскакивает на ноги. Ей вдруг резко стало нечем дышать. Хватает ртом воздух, но в лёгкие он не поступает. Перед глазами всплывает расплывчатый силуэт, поднимающий пистолет. Размывчатое лицо очерчено дымкой и она его вспоминать не хочет. Она не выдержит ещё один ледяной взгляд чёрных бесчувственных глаз. — Он говорил, что больше не хочет возвращаться в ту тьму. Больше не хочет быть тем, кем был. Я же хочу запомнить его с живо-бьющимся сердцем под моими руками. Мне так больно, когда я думаю о том, что он сейчас может ходит где-то и убивает людей, совершенно не осознавая своих поступков. А самое ужасное, что его нашли из-за меня. Я его привела к ловушке. Я виновата, что из него снова душу вынули.

Хаиль оседает на пол и закрывает лицо ладонями. Чувствует словно шрам по швам ползёт, наружу внутренности грозиться выпустить. Она не должна была снова об этом думать.

— Ты ни в чём не виновата! — вскрикивает Хосок, не способный выдержать вида самой близкой подруги. Она под его ногами сгибается, на части сыпется, а он даже руки протянуть не может, потому что девушка сквозь его пальцы песком уходит. — Если всё, что ты говорила правда, то всё было заранее подставлено, а ты вообще в их планы не входила. Ты оказалась в ужасной истории, но это ты жертва.

— Хватит, пожалуйста, я не могу! Мне больно! БОЛЬНО! — Брюнетка поднимает голову и словно не в себя кричит. Красиво нежное лицо искривляется и раздаётся первый всхлип. Горло спазмы не отпускают, а Хаиль пальцами за брюки друга хватается. Она в пропасть падает! — Я обещала ему биться за него! Я обещала Чонгуку защитить его, но я не смогла!

— Прошу, прекрати, — зря он всё это затеял. Не стоило бередить совсем свежие раны. Только девушке нужно было выплакаться, но она не плакала, все непролитые слезы таит на глубине чернеющих зрачков. Мужчина присаживается к девушке и встряхивает её за подрагивающие плечи.

-Я должна была умереть! Не верю, он не мог просто промахнуться!

— Хаиль, — всё пытается привлечь внимание. Но девушка его не видит, словно сквозь смотрит.

— Он должен был проверить, что попал точно в цель!

— Хаиль... — у Хосока сжимается сердце. Мотает головой, отгоняя страшные картинки. Как можно было стрелять в его маленькую девочку, этого не должно было вообще случиться. Он не должен был тогда позволять ей уходить вместе с этим зверьём.

— Должен был проверить, что я погибла! Я...

Хосок больше не может этого слушать, в его уши врезается не крик, в его уши О кислоту заливает. Своей просьбой он сорвал чеку, ему и предотвращать последствия.

Мужчина резко наклоняется вперёд и врезается своими горячими губами в губы девушки. С силой напирает, кусает с жадностью. Раздвигает ледяные уста языком и его вмиг ошарашивает по позвоночнику электрическим разрядом. Он всего лишь хотел отрезвить, взять неожиданностью. Хотел, чтобы девушка пришла в себя, но сам забыл кто он есть. От неожиданности Хаиль замерла и перестала дышать, рвано вталкивая в себя отравленный воздух. Поэтому она и позволила на несколько бесконечных для мужчины секунд себя с упоением целовать. Чон понимал — возможно, такого больше никогда не произойдёт.

Они отшатываются друг от друга одновременно. Губы огнём горят, словно с них кожа слезает. Брюнетка касается их кончиками пальцев и видит перед собой отражение собственной эмоции. Её друг так-же в недоумении распахивает глаза, его грудь сильно вздымается, а взгляд с очень расширенными зрачками абсолютно потерян.

Нет-нет-нет! В голове бьётся. У Хаиль с ресницы срывается одинокая слеза, она разбивается о поверхность побледневшей щеки и скатывается к шее.

— Что ты наделал? — шепчет она, а у Хосока сердце на куски раскалывается и ненужной пылью по стенам оседает. — Ты стёр его последний поцелуй.