слёзы боли

Витя матерится на Юри

— Ты что делаешь? Вот это что сейчас было? У тебя вообще глаза есть? Я же показывал, как надо! — орёт Никифоров, подъезжая к Юри. Резко останавливается и переводит дыхание. — Рукой не вот так, как ты делаешь, а во-от та-а-ак, — показывает, ведёт у себя над головой. — И в сторону потом разворачиваешься. Тьфу, бля, не могу больше, прости господи.

Наверное, Юри благодаря ему уже выучил весь русский мат. Вон, лицо красное, взгляд виноватый.

— Закончим на сегодня! Ты только представь, что будет, когда ты, такой вот деревянный, прыжки начнёшь делать. Мне страшно уже сейчас.

— Виктор, прости…

Он не слушает, разворачивается и едет к воротам. Не оглядывается. Хватает пластиковые чехлы, что лежат на бортике, и надевает на лезвия коньков. Юри сопит рядом. Виктор подходит к ряду кресел, копается в сумке, берёт бутылку с водой, откручивает крышку и пьёт. Потом садится и, наконец, смотрит.

— Ну и что ты здесь топчешься? Иди в раздевалку, — говорит он резко.

Вместо этого Юри внезапно опускается перед ним на колени. Это что-то японское, потому что выглядит как-то церемониально. Спина почти прямая, руки с напряжёнными пальцами выставлены перед опущенной головой.

— Прости меня, пожалуйста, — говорит Юри в пол. — Я плохой ученик, мне нет оправдания.

— Это ещё зачем? — спрашивает Виктор. — Ты чего удумал?

— Это догеза, — объясняет Юри. — Я… очень виноват. Поэтому извиняюсь.

— Виноват, говоришь? — Виктор хмыкает. — У нас в России так не извиняются.

— А как?..

— Драть тебя надо, как сидорову козу.

— Что?

Виктор отставляет в сторону бутылку с водой и хлопает ладонью по своим коленям.

— Вот сюда иди. Ложись животом. Сейчас я тебе покажу, как у нас в России наказывают маленьких непослушных детей, которые не слушают старших.

— Наказывают? — у Юри, оказывается, такие огромные глаза в этих дурацких очках. Будто смотрит через увеличительные стёкла.