"Искупительница"

VI "КАЗНЬ"

     Миновав угрюмый тюремный порог, я сразу же потребовал встречи с местным надзирателем, а через него уже изъявил просьбу переговорить с Цуяко с глазу на глаз. Надо сказать, мне задали множество вопросов и всеми силами попытались воспрепятствовать нашему воссоединению. На всё я отвечал как можно проще, утверждая что я, как начала Цуяко, для неё не более, чем знакомый, с которым она разок перекинулась в карты, возмущённый насилием в адрес хрупкой женщины и заинтересованный её дальнейшей судьбой. Подозрений моё поведение вызвать не должно, по крайней мере в теории, так как оно достойно любого благородного мужчины. Я уверил тюремщиков, что приму её судьбу любой, но всё же алчу в последний раз поговорить с ней. С горем пополам, но мои запросы удовлетворили и повели к её камере, вдоль мрачных и холодных серых стен, пропахших сыростью и печалью.

— К тебе посетитель, чертовка. — сказал ей стражник, громко отпирая замок её камеры, оглашая простор всея помещения противным, режущим слух лязгом несмазанных петель — Молись ты хоть ночь напролёт, уста грешные немы для Ками.

     В самом деле, когда я пришёл к ней, Цуяко сидела на коленях и молилась.

— Не о милости я прошу Богов, а о благополучии людском. — сказала она, открыв глаза, но не вставая.

— Ну да, ну да.

     Наш диалог будут слышать, так что нужно произвести его так, чтобы он остался понятен только нам двоим, но я не такой хитрец, как Цуяко и не знаю, смогу ли это провернуть. Но осознание того, что на кону стоит её жизнь, здорово подначивало меня, так что я обязан приложить все силы.

— Госпожа Накамура, что происходит? — вперив в неё обескураженные очи, спросил я. — За что с вами так обошлись?

— Опираясь на пережитое, становится очевидно, что господин Токугава более не ценит мою дружбу. И ничего не остаётся мне, кроме как покориться своей нелёгкой судьбе.

— И вы так легко признали это? — спросил я, обливаясь холодным потом.

— Как будто у меня есть выбор.

     Сказавши это, она подмигнула. А опираясь на отсутствие каких-либо опасений засветить столь подозрительный жест перед тем стражником, я рискну предположить, что тот вовсе не стоит у меня позади, нависая над душою, а всего лишь прислонился к стенке, осуществляя слежку при помощи разве что слуха, как пёс на цепной привязи, добросовестно охраняющий обветшавшую хижину своего великовозрастного хозяина, однако вместо того, чтоб жариться на солнцепёке, улёгся под тенистым деревцем, вздев к его раскидистым кронам свои остроконечные уши, готовый окатить пронзительным лаем с головы до ног любого нарушителя их общего спокойствия. От её невербального знака мне полегчало, ведь он означал, что вовсе она не смирилась со своей участью и будет бороться до самого конца.