"Искупительница"

XVI "ЛОВУШКА НАКАМУРЫ"

    Вчера я действительно кое о чём не подумал... Поскольку Моорока легла в мой футон, я провёл эту ночь в футоне госпожи. Я действительно не взял в расчёт, где придётся спать Цуяко, но кто бы мог подумать, что она решит просто превратиться в лису и свернуться калачиком на подушке, лежащей на полу? Она ведь могла просто разбудить меня, но тем не менее не решилась тревожить мой сон... Ох, госпожа... Есть ли предел вашему великодушию, которое вы столь застенчиво укрываете за маской рациональности?

     Умиротворённые вздымания этой шерстистой спинки оказали на меня поистине гипнотический эффект... Такая маленькая, хрупкая, тихо посапывающая рыжая лисичка. Кто бы мог подумать, смотря на неё, что на самом деле здесь отдыхает женщина невероятной хитрости и сводящей с ума привлекательности? Мне и прежде доводилось лицезреть истинную форму Цуяко, поддержание которой даже магии не требует, но каждый раз мой интерес перерождается с новою силой, как Феникс из заморских верований. И ведь часть моего подсознания невольно продолжает считать, что та женщина, с которой я уже которую неделю разделяю одну крышу, обладает даром превращения в лису, но ведь всё совсем наоборот... Это лиса умеет превращаться в человека. Чудеса, да и только.

     Признаться, кое-что давно меня искушает, но у меня не было возможности сделать это, а просить госпожу о разрешении было, пожалуй, даже слишком интимно. Вот уже давно мне очень хочется... Ощутить, каков наощупь её пышный хвостик. Признаю, жилец в моей головушке завёлся истинно чудной, быть может в какой-то манере испорченный, сдвинутый по фазе, однако же я ничегошеньки не мог с собой поделать. Разве когда вы видите хорошенькую кошечку или собачку, у вас не возникает желания погладить её? А тут дело ещё острее, поскольку я имею дело не столько с животным, сколько с человеком. Это больше, чем просто желание — это сильнейшая пытливость и сейчас сама жизнь предоставила мне, как на блюдечке, прекрасную возможность утолить её. Собрав всю свою волю коли не в кулак, так хоть в ладонь, которою я, собственно, и намереваюсь прогуляться в её шёрстке, как августовский ветр между позолоченных колосьев ржи, наслаждающихся им в преддверье неминуемого сбора жатвы, кормя, пока на то была возможность, пухлых воробьёв, со звонкою трелью возвращающихся на свои не пиленные жёрдочки, стоит лишь бризу перерасти в нечто большее. С явственным желанием я протянул длань свою к почивающему зверьку.