Ноунейм | РЕДАКЦИЯ

#2 Лина, мандарины, беломорканал

Я устало вздохнул, вылез из автобуса и направился в сторону собственного дома. Он был

мне не рад. Даже фонарь в подъезде не работал. Ну и черт с ним.

Пиджак окончательно промок, туфли хлюпали. С редкой, потрепанной временем

растительности на голове стекала вода. За шиворот. Словно горный ручей. Я усмехнулся.

Нашел сравнение, старый идиот! А вроде бы и не старый, сорок два еще не приговор. То

же самое я говорил себе и в тридцать, и даже в двадцать пять. Да проблема одна —

ничего с тех пор не изменилось. Ну, разве что морщины у уголков глаз стали чуть

заметней, глаза — чуть грустней. Волосы, некогда бывшие курчавыми и

привлекательными (на взгляд слабой половины человечества) стали больше похожи на

редкие кусты на пустыре. Брови становились все грустней и более хмурыми, взгляд —

ожесточенней.

Дом был мне не рад, и это было взаимно. Старые облупленные стены, когда-то бывшие

зелеными, теперь походили на порванную кожу, из которой вылезали бетонные кости.

Взбежав вверх по потёртой от времени лестнице, я впопыхах искал ключи в как назло

порванном кармане куртки. Их там не оказалось. Нажал на кнопку звонка, раздался

противный писк. В щелку двери, окрашенной противной масляной краской, вылезла она.

Тяжело вздохнула, осмотрела глазами-щупальцами с ног до головы и, еще раз вздохнув,

открепила цепочку. Лина, моя соседка по квартире.

В том месте, которое мы с ней называли «домом», пахло цикорием, беломорканалом и

мандаринами. Запах последних двух вещей не выветривался никогда.

Почему «соседка» — спросит ненавязчивый читатель. Да я и сам, по правде сказать, не

знаю. Мы с Линой были слишком похожи, чтоб быть кем-то большими друг другу. Два

сапога пара, как говорится.

Я, не торопясь, переодевался в прихожей. Одинокая лампочка казалась чем-то похожим

на Луну. Я же был Землёй для нее. По стенам нашей «коммуналки на двоих» были

развешены мои старые эскизы, рисунки, Линины фотографии с премьер её же