Ноунейм | РЕДАКЦИЯ

#54 Мы. Конец

Часы на стене зазвонили. Я резко встал с кровати. Пробило четыре часа утра.

Вновь присел, раздумывая. Возвращаться обратно, в сон, не хотелось. Но зато теперь я отлично понимал, что должен сделать. Сбежать, и как можно скорее, если еще не опоздал. Но перед этим должен, обязательно должен зайти к Лису и Ямайке. Попрощаться, пока не стало поздно. Даже если оба пошлют меня к черту. Да что уж там, мне же снилось, что мы с ним друзья.

Быстро, на ощупь собрал вещи с пола, затолкал все лишнее обратно, в многострадальную сумку. Накинул пальто, почувствовал, как под ногой в ботинке скрипнула половица. Написал небольшую записку с пожеланиями и благодарностями, оставил ее на столе. Молча попрощался с прекрасными обитателями дома и вышел, аккуратно хлопнув дверью. Город был мне не раз, он выкуривал меня своим одиночеством, давил стенами. Питер выдавливал меня из себя, даже тучи, тяжелые и темные были словно ватой, медленно опускавшейся мне на голову. Подушкой, которой Питер-убийца намеревался меня задушить.

Добежал до знакомых желтых домов, маленького дворика... На том месте, где должна была быть квартирка Лиса, чернела, зияла черная дыра. Она словно ехидствовала, улыбаясь беззубой пастью. Сознание мое помутнело.

Не успел! Я понесся обратно, туда, где все началось. Лис бежал за мной следом. Улыбался, кричал, молил.

Дом Лины был похож на один, большой захламленный дом. Он развалился после пожара, видимо. Конечно, такой старый, дороже восстанавливать, нежели оставить все как есть, лет на тридцать, пока само не разберется.

Город снова смеялся. До хрипа колес машины, которая чуть было не сбила меня. Квартира Ямайки пустовала, а дверь была приоткрыта. Её обворовали, опустошили, вырезали нутро. Осталось последнее — дача. Туда-то я и направился, купил первый билет на автобус. Сел у окошка в пустынной железной коробке, от нервов чуть не сгрызая себя заживо. Бежал по тропинке, спотыкаясь в темени. Вот, берег маячил впереди. Я увидел машину Ямайки, с открытой дверью. Следы от колес были уже меньше заметны, значит, она приехала вчера. Я шел, пробирался, как собака, учуявшая добычу. Увидел забытую фотокарточку на дорожке, уже почти что разложившуюся. На ней мы были вдвоем. Улыбающиеся, счастливые. Немного не решался, но все же подошел к двери домика. Она, конечно же, открылась.

Все комнатки были пусты и одиноки. Все, за исключением последней. В общем-то, я не сразу заметил его, кажется, иссохшего со времени последней встречи. А Лис узнал меня сразу же, несмотря на утреннюю темень, не смотря на то, что глаза его были красны, и щеки распухли. Он сидел в позе лотоса, и медленно распрямился, словно ядовитая змея, готовясь к удару.

- Доволен? - Спросил он, уставив невидящий взор на меня.

- Ты был прав. - Действительно, нечего было добавить.

- Это ты их всех сгубил! Ты, ты, ты... - Взвыл он, словно не веря своим словам. - Сгубил и меня.

Лис резко встал, подошел почти вплотную.

- Мы все тебя любили. Конечно, неправильно, извращенно, а ты... Прикидывался жертвой, хотя был главным кукловодом. - Он умолк на миг. - Я люблю тебя.

Тишина, кажется, трещала по швам от одних только наших дыханий. Я сделал шаг навстречу, и поцеловал его. Мгновение разорвалось, как и тишина.

Лис зарычал и отстранился. В глазах его была злость, ненависть...

- Люблю и ненавижу. Ты убил ее!

- Кого?

- Ямайку.

- Ты же сам хотел этого, не так ли? - Я улыбнулся, широко и криво, чувствуя, как дрожат коленки.

- Я никогда этого не хотел. И ты это знаешь. Ты ужасен, невозможен, чудовищен! Я убью тебя! - Лис кинулся на меня, лезвие маленького перочинного ножичка блеснуло у него в руках.

Резкая боль пронзила живот. Я скривился и осел, не переставая улыбаться. Удар пришелся ровно туда, куда нужно, - ни сантиметром левее, ни сантиметром правее.

- Ты выи..грал. - протянул я, инстинктивно хватаясь за живот.

Лис упал на пол, закрыв руками лицо. Он плакал, нет, выл, - и одновременно содрогался. Спустя несколько секунд поднялся, и, не смотря на меня, принялся вытаскивать из маленькой дровни полена, щепки. Разложил их вокруг нас, воображаемым кругом аккурат посередине. Устроил воображаемые подмостки, - стул прямо под старой , добротной люстрой. Подошел к кострищу и бросил спичку. Огонек принялся облизывать сухую бумагу, жадно поедая ее.

Юноша возвратился к помосту. Добротно затянул канат на лампе, висевший рядом в качестве сувенира со старого крейсера, и продел голову. Раскачался. Стул выпал из-под его ног.

Я закрыл глаза, в этот раз уже навсегда. Звуки пропадали, отдалялись, исчезали. Запах гари, боль, - все это давно уже было позади. А мы были по ту сторону.

«Простите меня, простите. Я перестал играть в Бога, обещаю...»

***

Когда дачный домик перестал гореть, первый, девственно чистый снег начал спускаться с небес. Он заметал прошлое, заметал все, что случилось. Северная Венеция заметала следы своей маленькой шалости.