Ноунейм | РЕДАКЦИЯ

#21 Память

Память моя решила забыть все то время, что я провел у Лиса. Блага ли, иль вреда для, сейчас уже не знаю. Но в настоящий момент я сидел, словно покинутый всем живым и хорошим, у двери своей квартиры, и заунывно подвывал мелодии в голове.

Как узнал, что нахожусь у своего дома? Все просто. Все тот же запах безнадеги, да лампочка, переставшая светить, и которую я второпях забыл поменять. Знаете, ведь у всех наверняка бывает такое чувство родного дома, когда хоть повязку тебе на глаза, хоть нос зажми, а ты все равно чувствуешь, — вот оно, твое, любимое. Твой личный лягушатник, болото, из которого не хочется выбираться. Так же и здесь.

Рубашка была отчего-то расстегнула, грудь холодил сквозняк. Очень хотелось завыть нечеловеческим голосом, стать собакой, и убежать далеко-далеко, в счастливый город. Я стукнулся головой о деревянную плашку двери; повторил это действие еще пару раз, удовольствия для. Почувствовал, как кто-то открывает дверь.

 Зажмурился.

 Улыбнулся. 

Лина вышла как бог, из яркого света, навстречу мне, непросвещенному. Охнула, увидев меня, и подошла впритык. Опустилась на колени. Сейчас я чувствовал ее сонное дыхание и тепло кровати, которое Лина принесла с собой.

— Знаешь, я беспокоилась за тебя.

В ответ лишь что-то угрюмо промычал, не останавливаясь лыбиться, как мартовский кот. С ее помощью я поднялся, и, немного ковыляя, дошел до кухни. Лина металась вокруг, снимая верхнюю одежду. Я упал на стул и прикрыл глаза.

— Знаешь, — не унималась она, — ты мне так ничего и не сказал, куда уходишь, с кем...

Я, как последний партизан, молчал. А затем встал, неожиданно даже для себя, правда, немного качнувшись, подхватил Лину и пошел в спальню. Она же не расслаблялась и лупасила меня всем, до чего могла дотянуться, — даже картину со стены для этого оторвала.

 Визжащая идиотка.

 Я притащил ее на кровать, кинул на покрывало, и сам пристроился рядом, не забыв придавить противное, назойливое тельце рукой. Девушка пыталась извернуться, вывернуться, но не тут-то было. Руки-клешни были в действии. Наконец-то она успокоилась и котенком притаилась, недовольно засопев рядом. Я дотянулся рукой до длинного провода, тыкнул пальцем в выключатель. Одиноко напоминал о себе неяркий свет в коридоре, словно стесняясь войти. Я на него решил глубоко наплевать и обнял Лину покрепче, носом закопавшись в ее волосы. Сквозь сон она пробубнила одно слово:

— Засранец.

А я и не отрицал.