Ноунейм | РЕДАКЦИЯ

#52 Осень

Этот вечер и ночь я провел бы, если бы не по воле случая, то на улице. Да, собственно, очень этого хотел. Так, чтобы наконец-то стать забытой игрушкой. Выкинусь себя, грешника, на помойку, подальше от людей, а лучше — сразу на свалку радиоактивных отходов. Так, чтоб уж наверняка никто не нашел.

Но судьба решила иначе, а именно — на пути сквозь дождь, слезы и ненависть, показалось мне давно забытое лицо. Старый друг, кажется, еще с университета. Последний стал похож на большую картофелину — такой же лысый и круглый, с ямочками на щеках. От одного вида тошно. Но парень, как только подметил меня, сразу же заулыбался до ушей, и присел рядом, на скамеечку, присвистнув:

- Ты, шоль? Эх, какими судьбами, какими судьбами.. - В ручонках его, словно из ниоткуда, появилась пачка чипсов. Добряк тут же открыл ее и протянул. - Ну, не хочешь говорить, так я не тороплю. - В его рту хрустнул золотистый диск. - А что такой помятый?

Я поежился. Отвечать не хотелось, да и морось, противная осенняя морось вьелась бы еще сильней. Но, все же, переборол себя и сказал:

- Да...поссорился с девушкой. - И, словно в подтверждение моих слов, морось стала сильнее.

- Негоже, негоже, - покачал старый друг головой. Все еще с девушкой? А у наших-то у же у всех жены есть, да дитятки. Негоже ты, однако. И выглядишь-то уж слишком постаревшим. Это все потому, что у тебя детишек нет, ты мне поверь. - «Дитятко» закончил свою пламенную речь, и выкинул слишком быстро опустевшую обертку.

Пару минут мы сидели молча. Я, в старом пальто и с не застегивающейся спортивной курткой, в которой были скомканы нужные вещи, и он, в новеньком флисовом пальто, розовощекий, со смешными, топорщащимися усами.

- Слушай, так ты это, безкроватный теперича? - Спросил «друг», и в миг осунулся. Представил, видимо, себя на моем месте, вон как аж перекосило. Я ухмыльнулся.

- Безкроватный... Ну, что-нибудь придумаю.

- Так ты это, пошли со мной, - улыбнулся он, - как раз недавно родственники обратно в Йошкар-Олу уехали, а мы с Ленкой-то уже привыкли. Пошли-пошли, - поторапливал «дитятко».

Стыдно признаться, да я ведь и имени-то его не помнил, как-то само так вышло, только портрет оставил в памяти. И вот как, неожиданно.

Квартирка у Дитятки оказалась скромная, блеклая, как и жена. Последння, вдобавок еще и картавила, с южным говорком перебивая своего суженого. Дети у них были под стать — худощавый мальчуган с испуганными глазенками, да лопоухий донельзя, и точная его копия — сестра.

Эта странная семейка приняла меня радушно, не смотря ни на какие разногласия, не смотря на многолетнюю проплешину в отношениях. Уложили спать там же — в маленькой, гостевой комнатке, с невозможно уродливой планировкой — сама по себе вытянутая, темная комнатушка, с уродливым окном-глазницей, выходившем во двор-колодец. Но мне было не привыкать. Раскладушка непривычно скрипнула и прогнула свои косточки под моим телом. На улице пошел дождь, сменивший морось. Он бил, скулил, чертыхался в окошко, сопровождаемый визгом последних трамваев. На дворе царила она.

Осень.