Пандемия (на лечении)

4.4 Таллин, центр города, 1-ое июня, два часа дня, Дмитрий, Ольга и Ирина

          Звук шагов стих. Девушки замерли. Они боялись сделать лишний вздох. Ира из последних сил держалась за стену. А в ногах валялось два трупа, отдалённо напоминавших женщину и юношу. Сложно было угадать в изуродованных различными метаморфозами телах людей.
          - Не пальни! – раздалось сверху, с площадки над головами ребят, застрявших у дверей.
          Я не отошёл от выстрелов, в ушах продолжало звенеть, потому не услышал обращения, разглядывая бездыханных тварей.
          - Глухой что ли? – сказали мощным басом.
          Я лишь разобрал сквозь звон бормотание кого-то четвёртого, пока не показавшегося нам. На помощь подоспела Ольга. Она ладошкой покачала над стволом «зиг-зауэра», намекнув мне, что пистолет больше не понадобится, и его можно опустить. Я доверился девушке, ставшей на время моими ушами.
          - Не стреляй! Свои! – продолжал незнакомец.
          - Пап, спускайся, - негромко сказала Ольга. – Дима опустил пистолет.
          - Что? – спросил обладатель сотрясающего стены баса.
          Ольга протиснулась мимо меня, переступила трупы, стараясь не касаться обувью крови и слизи, разбрызганной одной из инфицированных особей, и поднялась к отцу.
          - После стрельбы плоховато слышу, - он, чуть ли не крича, сообщил дочери, пальцем показав на ухо. – Я слышал команду, но замешкался из-за дубины, - мужчина потряс палкой.
          Я подхватил Ирину за талию, положив руку девушки на плечо, и поднялся вслед за Ольгой.
          На площадке над парадной дверью мы увидели седую, начавшую лысеть глыбу, а не мужчину. Он был широк в плечах и с немного выступавшим вперёд животом. В глубоко посаженных глазах проскальзывала серьёзная озабоченность и, когда он смотрел на Ольгу, облегчение, что дочь дома, в безопасности. Хрупкая девушка терялась на фоне отца.
          - Знал, что однажды пригодится. – Мужчина обернулся к нам. – Товарищ в лихие девяностые выточил на заводе из бруска прочного пластика. Весьма расхваливал материал. Они делали какой-то заказ для датчан. Те прислали заготовки, а наши мужики оценили пластик и частично использовали для своих нужд, - он поднял дубину на уровень моих глаз. – Хорошая штука. Думал, защитит от воров. Но воспользовался только сейчас.
          - Папа, когда нервничает, любит поболтать, - улыбнулась Ольга, только улыбка получилась вымученной. Пережитый страх наложил отпечаток сильного потрясения на грани помутнения рассудка на нас всех.
          - Что? – переспросил я.
          Слух возвращался постепенно. Звон в ушах превращался в назойливый писк.
          - Говорю, папа у меня великий болтун! – повторила Ольга, а её отец пожал плечами, мол, какой есть.
          - Дмитрий? – мужчина протянул большую руку.
          Я кивнул. Вопрос скорее прочитал по губам, чем реально услышал. И в ответ протянул свою.
          - Владимир, - представился он.
          - Иру ты знаешь, - Ольга показала на подругу.
          - Спрашиваешь! Ириша, почему на тебе лица нет?
          - Она ранена в ногу...
          - Ты поэтому просила приготовить аптечку? – Владимир осмотрел повисшую на моём плече девушку. – Мы же с твоей мамой не знали, что и думать. Кто стрелял? – пробасил он и, не дожидаясь ответа, позвал за собой.
          - Бандиты? – спросил Владимир, не оборачиваясь. – Воспользовались моментом, пустились во все тяжкие.
          - Нет. Шальная пуля, - ответил я. – Пальба в Кадриорге. Солдаты защищают президента от заражённых тварей.
          - Пуля прошла навылет, - сказала шедшая передо мной Ольга. – Операция не потребуется, но рану надо срочно обработать.
          - Тогда поспешим, - Владимир махнул рукой, подгоняя нас. – Только между вторым и третьим этажами смотрите под ноги, - он запнулся. – Там... Алевтина Фёдоровна... наша соседка, - уточнил отец Ольги. – Точнее, то, что от неё осталось. Бедная старуха. Хоть она постоянно жаловалась, что мы шумим, и что у нас дома притон, и что ночами устраиваем... как говорила она... дискотэки, чисто по-человечески жаль хромую. Никому не пожелаю её участи.
          - К сожалению, сейчас в Таллине, это сплошь и рядом, - сказал я.
          Все замолчали. Лишь звук шагов нарушал тишину, и у меня в ушах, словно издалека, доносился остаточный писк.
          - Видела, кто напал на вас? – Владимир спросил дочь.
          - В темноте не разглядела. А кто?
          - Каупо с мамой.
          - Каупо? – удивлению Ольги не было придела. – Он же с детства прикован к коляске. А напавшие двигались весьма резво, на двух ногах.
          - Сам в шоке. Услышал шум в подъезде, затем вскрики какой-то старушки. Вышел посмотреть и при случае помочь. Спускаться не стал, сообщения по радио сделали меня более осторожным. Глянул в проём между лестницами и ох... - Владимир вспомнил про дочь и её подругу и поправился, - обомлел. Этот, мать вашу, инвалид... простите!.. скачет ретивым конём по ступенькам, атакуя Алевтину. А в ногу старушки уже вцепилась мамка немощного. Я, недюжей силы мужик, струхнул. Картинка была жуткая.
          Владимир остановился. Мы вышли к месиву из гноя, полупрозрачной кожи, обволакивавшей остатки изъеденной плоти и костей. Вниз плавно стекала густая жидкость. Подобное я видел в кабине разбитого микроавтобуса скорой помощи. Меня и Лёшу тогда вывернуло наизнанку, и вновь возникло неприятное ощущение в гортани. Я судорожно начал сглатывать, в надежде остановить рвотные позывы. Ольга же не смогла и согнулась пополам. Ире, можно сказать, повезло. Ослабнув, она прикрыла глаза. Размытая пелена перед её взором уберегла девушку от ужасного вида съеденной старушки.
          - Вчера говорил с Мари-Лийз, - тихо, глядя на останки Алевтины, произнёс Владимир. – Они собирались в мустамяэскую больницу на очередное обследование. Ближе к вечеру увидел в окно, как вернулись. Мари-Лийз выглядела напуганной. Каупо сидел в коляске и всё время брезгливо тёр руки об одежду.
          Каждый аккуратно обогнул старушку. Владимир перекрестился, прошептав: «Упокой, Господь, её душу». Я поднял Иру на руки, вызвав тихий стон от боли в ноге, и передал девушку ему. Он принял подругу Ольги над останками Алевтины.
          На третьем этаже Владимир жестом приказал стоять. Мы замерли около открытой двери в чью-то квартиру.
          - Здесь жили Мари-Лийз и Райно с их сыном Каупо, - отец Ольги развернулся ко мне. – Ну что, Ворошиловский стрелок, сходим, проверим? Закроем от греха подальше.
          - Не против, - ответил я Владимиру.
          Об Ире позаботилась Ольга. Её отец перехватил дубину покрепче. Я достал из-за пояса пистолет.
          - Вот скажи, - стоя у двери в нерешительности, стараясь собраться с силами и справится со страхами, начал Владимир, - что это за зараза, что поднимает инвалидов на ноги, но одновременно делает их особо опасными ублюдками?
          - Краснуха, сэр, - с деланной серьёзностью ответил я в надежде разрядить обстановку.
          Владимир мимолётно улыбнулся.
          - Заходим? – он уставился на меня.
          - Да, - кивнул я в ответ. – Не стоит долго тереться на пороге.

          Из просторного коридора с серыми обоями в мелкий узор и белой искусственно состаренной мебелью можно было попасть в две спальни, гостиную и по узкому проходу на кухню. В прихожей горел свет. Благодаря ему мы заметили на полу огромные подсыхающие бурые пятна.
          - Мне что-то подсказывает, лучше не наступать в эти лужицы, - сказал я Владимиру, указав на слизь.

          Он смерил меня оценивающим взглядом.
          - Юнец! Можешь мне не говорить, - бас Владимира напомнил недавно отзвучавшие в подъезде выстрелы. – Судя по тому, как отвечала Ольга, когда мы сообщили о терактах и каннибалах, вы знаете меньше нашего. Одни вечеринки на уме, никакого интереса к происходящему в мире.
          - Грубо! Не находите ли? – усмехнувшись ответил я, подойдя к первой двери справа. – Говорить такое человеку с пистолетом в руках...
          - Клинт Иствуд, - сплюнул Владимир, скрывая улыбку.

          - Готовы?

          - Да, прикрываю с тыла, - уже серьёзно ответил отец Ольги.
          Дверь не была закрыта. За неё вели следы из густой субстанции. Я упёрся стволом «зиг-зауэра» в дверь и медленно толкнул. Комната оказалась родительской спальней в бежевых тонах с элементами бирюзового цвета: от подушек на кровати, до картины над изголовьем и штор. Покрывало, пол и стены рядом с дверью были усыпаны тёмными точками. Выглядело это так, словно в комнате взорвалась банка с вареньем из крыжовника.
          - Чисто! – бросил я. – В смысле, ни души.
          - Насмотрелся сериалов про полицейских? – раздалось за спиной.

          - Лучше придержите дверь дубиной. Посмотрю за кроватью.

          - Давай.

          - Никого, - я вернулся в коридор.

          Мы обернулись к двери напротив, что тоже не была заперта. Она открылась от лёгкого толчка, но на полпути ударилась об инвалидную коляску и пошла обратно. Я подставил ногу.

          - Это явно комната... как его?... Каупо, - с подсказкой Владимира сказал я, осмотрев помещение через прицел пистолета.

          Односпальная кровать была завалена одеждой, валявшейся вперемешку со смятым постельным бельём. На столе кривыми стопками лежали книги и тетради. На большом кактусе рядом с раскрытым ноутбуком, где была поставлена на паузу игра «Dead Island», висело на грубо сделанной цепочке готическое украшение из металла. Крашеные стены терялись под многочисленными постерами мировых и эстонских групп, исполняющих тяжёлый рок: «Айрон Мэйден», «Блэк Сабат» и «Метса Тылль». А над столом красовался чёрный «Ламборгини Авентадор».

          - Здесь тоже пусто, - сказал я, плотно закрыв дверь.
          С кухни донёсся глухой звук упавшей картонной коробочки, который не мог не привлечь нашего внимания. В жилах застыла кровь. Я переглянулся с отцом Ольги. Он пожал плечами. Прислушались, но ничего больше не услышали. Сзади нас поторопила Оля. Мы шикнули на неё и, тихо ступая по ламинату, минуя гостиную, пошли на кухню.