Пандемия (на лечении)

Пандемия (эпилог)

«Через час те из вас, кто останутся в живых, будут завидовать мёртвым».

Джон Сильвер, «Остров Сокровищ», Киевнаучфильм, 1988

          Андрей открыл глаза. Первым, что он увидел, была кофейного оттенка грязь, покрывавшая неровную кромку асфальта, мелкие камешки и ямку, где после дождя всегда образуется лужа. Нос забился противной пылью, на зубах заскрежетал песок, а левый висок раскалывался от пульсирующей боли. Андрей моргнул, и застонал, потому что в глаз что-то попало.
          - Чёрт! – выругался он, схватив ртом новую порцию пыли. Закашлялся.
          На улице Койду, откуда притащились напавшие на него солдаты, продолжалась стрельба.
          Андрей приподнялся на руках, сел на колени, и огляделся.
          - Вакцина! – огорченно сплюнул он и, не обратив внимания на то, что руки тоже грязные, пальцем попытался убрать с зубов песок. – Блин!
          Машина, на заднее сиденье которой Андрей бросил коробки с капсулами, пропала.
          Королёв помотал головой, встал и потопал к родному подъезду. Дома его заждалась жена.

*****

          Михаил ковылял по тёмной дороге, вздрагивая от каждого шороха. Он весь промок. В импровизированном рюкзаке из лёгкой куртки Джона размякли картонные коробки с вакциной. Михаил ещё не заглядывал туда, чтобы проверить, сколько капсул уцелело после его падения на спину. Он желал поскорее выбраться из города, кишащего, как сам считал, творениям его рук. Цепочка Владыки покоилась в кармане похожей на полицейскую разгрузки. Иногда дорогу освещали пронзавшие небо молнии, превращая кустарники у дороги в ужасных монстров, и мир наполнялся громом.
          - Ничего, - Михаил бубнил себе под нос, - найду новую паству и с ней смою, словно дождь, скверну с лица Земли.
          Издалека донёсся шум автомобильного двигателя...

*****

          Передо мной стоял отец. Он был бледен и печален, от чего защемило сердце. К горлу подступил ком, затруднив дыхание. Вместо слов с губ сорвалось невнятное, сиплое бормотание. Я попытался протянуть к папе руки, но чем выше поднимал их, тем сильнее они наливались тяжестью. Лицо покраснело от напряжения, на лбу выступила испарина, у висков вздулись вены. Мне очень хотелось обнять его, попросить прощения, наконец, попрощаться, успокоив тем самым свою и его душу, однако отец оставался недосягаем. Без укора, грустным взглядом он посмотрел на меня. В серых, поблёкших глазах, что могли принадлежать старику, а не мужчине, полному сил, не было злости на то, что я не послушался совета и сделал всё по-своему, заплатив жизнями близких людей – людей, доверившихся мне.
          Время свилось в бесконечность. Оно оплело восьмёркой наши тела, исказив ощущение собственной скоротечности, став одновременно прошлым, настоящим и будущим. Отец то старел на моих глазах, то представал юношей. Я тоже был раздираем дисгармонией: глубокие овраги морщин сменялись детской нежной кожей, голова белела и вновь становилась тёмной, слабели ноги, а руки становились дряблыми. Столь частые метаморфозы постепенно стёрли чёткие границы возрастов. Образ отца посерел, стал чуть размытым. Ясным оставался лишь взор бесцветных глаз, который отец перевёл на что-то за моей спиной. Медленно-медленно поднялась его рука с выставленным указательным пальцем.
          Я обернулся. В лицо неожиданно пахнуло жаром, опалив ресницы, брови и чёлку. Посреди пустого ничто взвился ввысь невероятно высокий столб огня. Он ощетинился всполохами и жгучими языками. Пламя пульсировало, скручивалось в спираль. Оно ревело подобно реактивному двигателю. Я невольно зажмурился и, с трудом подняв руки, закрыл уши. Огонь пожирал дома, леса, вышки высоковольтных линий, заводы. Глотал людей, сжигая заживо. В его рыжих завихрениях мелькнул Даниил, от дикого крика которого не спасли даже плотно прижатые к ушам ладони. За ним на миг возникла Евгеша.
          - Маша обиделась на тебя, - детский голосок перекрыл рёв пламени. – Ты обещал, что вылечишь её.
          За девочкой последовали тени других людей. Они корчились, орали, тянули руки ко мне.
          Я повернулся к отцу спросить, что всё это значит, но папа превратился в скелет из пепла, что растворялся на моих глазах, постепенно разлетаясь с дуновениями неосязаемого ветра.
         Мы опять не попрощались.
         Пламя окружило меня, и тела пылающих людей зашлись хороводом, строя рожи, жутко вереща и заливаясь страшным ором. За пляшущими обугленными фигурами возникли Артём, Лёша и Ханс. Цепь разомкнулась, и их впустили в круг. Брат с Алексеем и спасённым мужчиной напряженно крутили головами, спешно подтаскивая тела Даниила и Сергея Анатольевича к неожиданно возникшему в центре хоровода разбитому «Кайену». Я понял, что они боятся появления морфов, кружащих недалеко, чьи полупрозрачные силуэты мелькали в огне. Парни с трудом притащили к внедорожнику отца Ольги.
          - Мы нашли его недалеко от дороги, под соснами. – Я вздрогнул, испугавшись внезапного ответа на мой не озвученный вопрос. Справа появилась чёрная фигура. Артём. Трёхмерный силуэт без глаз и рта, без ярких черт брата. Узнал его лишь по голосу. Второй Артём, вместе с Лёшей и Хансом укладывал Владимира в салон внедорожника. – При ударе его выкинуло из окна «ауди», переломав всё тело. Он отхаркивал кровь и просил позвать дочку с женой. Умер на руках у Ольги, так как Алина Александровна в беспамятстве углубилась в сосновый бор. Ханс вернул её. Дальше? – Чёрная голова взглянула на меня. – Чувствуешь пары бензина? – Я кивнул, заметив, как из пробитого бака тянется тонкая струйка. - Чтобы тела друзей не достались тварям, - чёрная рука обвела танцующих, - мы спалим их. Хочешь сказать пару слов на прощание?
          Я попытался разомкнуть губы, но тщетно. От бессилия перед силами, лишившими дара речи, перед бушующей прожорливой стихией и дикими образами, мелькающими в огне, упал на колени. Весь в слезах. А на языке крутились слова благодарности отцу, Сергею Анатольевичу, Владимиру Николаевичу и даже Даниилу. Мы не были друзьями, и даже прошедший кошмарный день прожили по-разному. Однако не будь его со всеми закидонами и байками, не было бы у меня больше лучшего друга. Никто не ударил бы прижавшую Алексея к полу тварь, не уберёг бы тем самым от участи быть съеденным.
          «Кайен» вспыхнул бенгальским огнём: ярко и так внезапно. Полыхнула и лужа бензина, растёкшаяся под ним и дотянувшаяся до моих ног. Пламя обхватило колени, поползло по штанам к толстовке. Через мгновения оно объяло меня всего...
          Закричав от боли, я продрал глаза и некоторое время соображал, где нахожусь.
          - Очнулся? – бесцветным голосом спросил Алексей, глядя на дорогу и белую прерывистую линию, убегавшую в свете фар назад.
          - Где мы?
          - Да пока недалеко от Таллина. Ты после заправки сразу вырубился, а этот, - Лёша кивнул на спящего между нами Артёма, - минут десять назад. Он долго боролся со сном. Кошмар?
          - Ага. Приснился отец и похороны...
          - Ясно. Боюсь, мне тоже придётся проститься со спокойным сном.
          На заправке, залив в баки и раздобытые там же канистры топливо и наполнив пакеты шоколадками, сосисками для хот-догов, расфасованными в пластик бутербродами и прочим, что можно было есть, мы приняли решение ехать к границе с Россией. Все надеялись, что нас проверят, устроят недельный карантин, но всё же впустят.
          - Или пустят в расход, - мрачно тогда заметил Артём, - чтобы обезопасить население своей страны. Разбираться не будут.
          Но даже такой сценарий не заставил отказаться от попытки найти убежище у восточного соседа. Никто не хотел вновь оказаться в застенках, жить в лагере без возможности свободного передвижения. Ютиться в тесных бараках с десятками тысяч других спасённых, мечтая, что однажды условия станут лучше.
          - Лёх, смотри, кажись человек идёт...