Золотая пагода

Глава 39 - Сомнение

Фу Шэнь ушел, никого не дожидаясь. Ян Сяохань хотел догнать его, но не мог: даочжан Чуньян был мертв. Закрыть дело, сфабриковать признания, увязать причину и следствие... Ему нужно было остаться и все закончить.

К счастью, во время допроса рядом с камерой не было никого постороннего, и последние слова даочжана Чуньяна слышали только Фу Шэнь и он. Однако несмотря на это Ян Сяохань все еще был обеспокоен, он строго приказал своим подчиненным держать рты на замке, не допуская утечки ни малейшей информации.

Хотя стража Фэйлун Вэй была глазами и ушами Императора, в сложившейся ситуации ее генерал не мог отказаться от создания совершенно определенной картины преступления, которая будет представлена Его Величеству.

Если это правда, и Ян Сюй действительно оттягивал отправку помощи, что привело к гибели Фу Тинсиня в бою, то это шокирующее открытие может серьезно изменить позиции Фу Шэня, репутацию армии Северной Янь и даже повлиять на структуру придворных министерств. Ян Сюй был старшим братом Императрицы Ян и всегда поддерживал Наследного Принца. Теперь из-за произошедшего на Фестивале Ваньшоу Императрица мертва, а эти двое рухнули с небес на землю. Еще одна ошибка - и Император без колебаний устранит Наследного Принца.

Независимо от того, знал ли Император Юаньтай об их внутреннем конфликте или нет, Фу Шэнь определенно не хотел видеть Принца сидящим на драконьем троне.

Решающее значение сейчас имела борьба за место наследника. Фу Шэнь обладает великой мощью Северной Янь и кого бы он ни поддержал, успех этого человека будет абсолютно предсказуем.

Исходя из здравого смысла, он должен был выбрать Ци-вана, но у Ян Сяоханя всегда было ощущение, что Фу Шэнь совершенно не был близок с Его Высочеством – напротив, казалось, что они всеми силами избегают подозрений, не желая получить дурную славу сдружившихся принца и важного чиновника.

Ян Сяохань приказал приготовить труп монаха Чуньяна к захоронению, затем вложил устное признание И Сымина в досье о покушении на Фестивале Ваньшоу, прикрепив сюда же материалы расследования смерти Ян Хэсюаня, и взял кисть, чтобы написать отчет о завершении дела.

Даочжан Чуньян – имя неизвестно, прошлое неизвестно – прибыл в столицу на двадцать втором году правления Императора Юаньтай и поселился в Храме Цинсю. На протяжении нескольких лет он производил наркотическое вещество «Байлусан», тайно продавая его простолюдинам, а затем путем лжи и уговоров заставил принять этот наркотик генерала Цзинву Вэй Ян Хэсюаня, утверждая, что лекарство обладает чудодейственным эффектом очищения разума и придания сил. Ян Хэсюань был введен в заблуждение и со временем обрел сильную зависимость от байлусан. В это же время он предложил данный препарат своему начальнику, бывшему генералу левой оси гвардии Цзинву Вэй, И Сымину, вследствие чего он также пристрастился к порошку.

Резкое улучшение самочувствия Ян Хэсюаня случайным образом совпало с болезнью Сына Неба, и губернатор провинции Тан, Ян Сюй, порекомендовал даочжана Чуньяна во дворец в качестве Императорского лекаря. Благодаря действенности алхимических средств монаху было позволено и дальше пребывать при дворе. В то время, когда во дворце Земного Спокойствия произошел известный инцидент, Ян Сюй без колебаний пошел на отчаянный риск, чтобы защитить Императрицу и ее ребенка, вступив в сговор с даочжаном Чуньяном. Их целью было убийство Императора во время подношения Цзинданя на Фестивале Ваньшоу. К счастью, Цзиннин-хоу Фу Шэнь проявил проницательность и сумел вовремя остановить его, отчего мятежникам не удалось осуществить задуманное.

По завершении расследования даочжан Чуньян покончил жизнь самоубийством в Северной тюрьме Департамента наказаний, опасаясь официальной казни. И Сымин признался в существовании байлусан, а позже сошел с ума от наркотического приступа и умер, откусив язык.

Только Ян Сюй признал себя виновным в сговоре с целью убийства монарха. За чудовищное преступление он приговорен к обезглавливанию, согласно закону.

Когда отчет и материалы дела отправились наверх, Император Юаньтай решительно вытащил из постели свое больное тело, чтобы написать киноварной краской в обвинительном приговоре, представленном Министерством юстиции, распоряжение об изменении способа казни с обезглавливания на публичное четвертование.

В этот момент потрясшие всю столицу дела о смерти стража Цзинву Вэй и покушении на Фестивале Ваньшоу наконец-то были завершены. Однако правда о нападении на дипломатический корпус восточных татар, воспоминания о котором успели изгладиться из памяти людей, уже безмолвно вышла на свет и была тихо похоронена заинтересованными лицами после смерти даочжана Чуньяна.

Дополнительных слов не требовалось. Ян Сяохань в тот же день закончил писать отчет, выбросил кисть и поспешил домой.

- Где господин хоу? – спросил он, едва показавшись в дверях.

- В спальне. Он не покидал ее с тех пор, как вернулся после полудня, - служанка вежливо поклонилась.

- С ним... что-то не так? – сердце Ян Сяоханя болезненно сжалось.

- Эта служанка не заметила ничего необычного, - она в замешательстве покачала головой, - Он просто запретил его беспокоить. Кажется, Цзиннин-хоу не в самом хорошем настроении? Но все не так плохо, как в прошлый раз.

Ян Сяохань заволновался еще больше.

Обычным людям при таких потрясениях свойственно испытывать приступы раздражения, выходить из себя или плакать. Даже если Фу Шэнь был отлит из железа, он не мог запечатать абсолютно все эмоции в своем сердце, чтобы медленно их переживать. Чем спокойнее он выглядел, тем хуже было дело. Ян Сяохань предпочел бы, чтобы тот устроил истерику, поскольку опасался, что Фу Шэнь безмолвно увязнет в своих мыслях, причиняя боль разуму и сердцу.

Он замер перед дверью спальни, готовый выломать ее, если ему не ответят, и постучал.

- Цзинъюань?

- Входи, - быстро отозвался тот.

Ян Сяохань на мгновение удивленно застыл, но тут же толкнул дверь. В комнате не горели лампы. В серых сумерках Фу Шэнь сидел у окна и задумчиво следил за отблесками заходящего солнца.

Когда мужчина подошел ближе, Фу Шэнь обернулся:

- Обычно ты не стучишь, когда входишь в комнату. Почему сегодня ты нарушил эту привычку?

- А? – тот заколебался, - Ты...

- Ты так осторожен, - улыбнулся Фу Шэнь, - Ты беспокоишься, что я расстроен, или боишься, что не могу думать о случившемся?

По дороге домой Ян Сяохань представлял бесчисленные сцены уныния, но ни одна из них не воплотилась в реальность. Цзинъюань действительно обдумывал сегодняшние события, но он оставался совершенно спокоен, не заставляя себя выглядеть беспечным или радостным.

- Сядь, - Фу Шэнь указал на округлый пуфик рядом и, дождавшись, когда тот устроится, продолжил, - Не нужно так сильно беспокоиться обо мне. Хотя «правда», которую открыл Чуньян, была ужасной, в итоге это просто одна из точек зрения, которая не вызывает особого доверия. Эту информацию еще необходимо проверить.

Ян Сяохань никак не мог ожидать, что даже в такой ситуации этот человек останется настолько спокойным. Он не мог поверить своим ушам и начал подозревать, что такое поведение может быть одним из признаков потери рассудка.

- Цзинъюань...

- Не смотри на меня так, - раздраженно велел Фу Шэнь, - Я не брежу. Ян-сюн, ты допрашивал сотни людей, заключенных в тюрьмах гвардии Фэйлун Вэй. Ты все еще веришь, что слова, сказанные на грани смерти, всегда правдивы? Во всяком случае, я в это не верю, - он коротко рассмеялся, - Можно сказать, что я слишком хладнокровный. Когда я жил на границе, мне приходилось допрашивать выходцев из народа восточных татар, клана Чжэ и даже ханьцев. Некоторые люди желают лишь спастись и сознаются во всем из страха, но еще больше подходят к смерти, продолжая выдумывать новую ложь, используя себя, как приманку, чтобы утянуть следом в могилу как можно больше жизней.

Ян Сяохань внезапно осознал, что опыт Фу Шэня совершенно отличается от опыта обычного человека. Его вновь и вновь без всякой подготовки бросали в опасные ситуации. Он оттачивал свое спокойствие в условиях постоянно меняющегося поля битвы на протяжении долгих лет, и теперь, хотя тяжесть гор давила ему на плечи, лицо его все еще оставалось безмятежным. Чем выше поднимались волны, тем устойчивее он становился, превосходя представления людей о самообладании.

Неожиданно он вспомнил фигуру под проливным дождем. В тот день, когда он сам был на грани потери контроля, Фу Шэнь спокойно сказал: «Место благородного господина в этом мире определяется тем, что он делает и чего не делает».

Сердце из железа, нутро изо льда.

Тем временем Фу Шэнь хладнокровно продолжал анализировать:

- Намеренный саботаж Ян Сюя во время битвы у перевала Гушан может быть правдой, но он не был основной причиной, повлиявшей на исход сражения. Я не знаю, понимал ли это даочжан Чуньян, или же намеренно старался размыть границы между основным и маловажным. Когда дядя умер в битве, отпустить эту ситуацию не мог не я, а Его Высочество Су-циньван. Тогда мы уже рассматривали битву у перевала Гушан. Даже если бы армия префектуры Тан под командованием Ян Сюя пришла вовремя, они не смогли бы спасти дядю, только успели бы застать его в живых. Кроме того, даже если Ян Сюй задерживался, он все еще не вызывал подозрений – по крайней мере мы с циньваном не заметили ничего необычного. Если бы он действовал слишком нагло, Его Высочество уже давно убил бы его, не предоставив возможности наслаждаться жизнью до сих пор.

Кроме того, монах случайно проговорился, сказав «мы». Перевал Цинша, Му Босю, байлусан, Фестиваль Ваньшоу – он не смог бы в одиночку сделать ничего из этого. У меня такое ощущение, что в столице действует большая сеть, а даочжан Чуньян был всего лишь пешкой. Ключом ко всему происходящему остается тот, кто стоит за ним.

- Что касается последней причины... это всего лишь предположение. Просто послушай, это не обязательно окажется правдой, - Фу Шэнь немного помолчал, собираясь с мыслями, - Свойства байлусан слишком ужасны, его распространение вызовет бесконечную череду последствий. Чтобы замести следы, даочжан Чуньян однажды убил всю семью ребенка, который всего лишь передал мне его послание. Еще было несколько ни в чем неповинных простолюдинов, умерших от байлусан. Если он действительно служил в армии Северной Янь и был подчиненным дяди, то эти методы для него слишком жестоки.

- У меня есть своего рода предчувствие, что не только Чуньян, но и те, кто стоят за ним, по стилю своих действий больше похожи на бывших подчиненных моего покойного отца, а не дяди.

- ... Ты так говоришь, будто не слишком уважаешь Мастера Тайшань?

Фу Шэнь усмехнулся.

- Когда он был жив, часто говорил, что у нас с дядей есть женский учебник по милосердию. Как ты думаешь, был ли он в каком-нибудь месте доброжелательным?

Ян Сяохань ничего на это не ответил. Помолчав немного, он спросил.

- Если ты не поверил даочжану Чуньяну, почему хотел убить его своими руками?

Этот вопрос заставил Фу Шэня слегка вздрогнуть, но тема не очень взволновала:

- Он из армии Северной Янь. Разве можно было позволить ему утянуть на дно следом за собой нас всех?

Ян Сяохань внезапно встал, наклонился ближе и больно ущипнул мужчину за предплечье. Фу Шэнь на мгновение напрягся, не имея ни малейшего понятия, почему не увернулся от чужой руки.

- Больно?

- Что за хрень? Может мне ущипнуть тебя, чтобы ты сам все прочувствовал? – поведение его в глазах Фу Шэня было необъяснимо.

- Больно, - Ян Сяохань, стоя перед ним, слегка развел руки в жесте полного принятия. Он неотрывно смотрел в глаза Цзиннин-хоу, - Пойми, что ты живой человек, а не статуя из стали и камня.

Даочжан Чуньян был беспринципным и коварным, но все, что он делал, было сделано только ради Фу Шэня, и позади него стояли мириады героических духов.

Он все еще оставался тем, кто помнил преданные души погибших солдат.

Он был тем, кто оказался готов перед лицами своих преследователей отдать за них последнюю каплю крови.

Вся Северная Янь происходила из одного источника. Даже если они никогда раньше не встречались и были разделены десятилетиями возраста, Фу Шэнь все равно знал, что он его соратник. Вот почему он добил даочжана Чуньяна.

Любой беспристрастный анализ в конце концов основан на чувствах. Фу Шэнь должен был отказаться от своей личности, использовать строгую логику, чтобы прояснить сомнительные детали. Только тогда он сможет забыть слезы, застывшие в единственном глазу Чуньяна.

Но он точно не был статуей из стали и камня.

На мгновение Фу Шэнь опешил. Его напряженные плечи наконец расслабились, после чего мужчина, не говоря ни слова, наклонился вперед, утыкаясь лицом в объятия Ян Сяоханя.

Руки мягко легли ему на спину.

- Армия Северной Янь охраняет границу почти два десятилетия. Сколько солдат полегло в Северном Синьцзяне только для того, чтобы взамен получить необоснованные подозрения? – пробормотал он, - Мой дядя сражался насмерть до последнего мига, в то время как ублюдок Ян Сюй наслаждался своим положением при дворе до сегодняшнего дня. Теперь во имя мести армия Северной Янь должна процветать...

- Не грусти, - Ян Сяохань обнял его крепче и прошептал, - Послушай, что бы ни случилось, за тобой всегда будут стоять тысячи солдат Северной Янь... И я.