Американский дневник

Глава 2, часть 3

          Ясное небо осталось позади, на радость тысячелетним базальтовым фьордам. Над Балтийским же морем вновь скучивались облака: белые и лёгкие теснились с грузными дождливыми тучами. Разбившись на группы, они висели каждое над своим заливом, а позже над полем или городком, обильно поливая прохладной водой или пряча от солнечных лучей. Самолёт петлял между ними, стараясь придерживаться заданного немецкими диспетчерами курса.
          Было что-то по-детски забавное в покачиваниях крыльями и кренах то на один борт, то на другой. Лишь иногда ведомый пилотом «Ревун» разрывал острым носом облака, растягивая за собой густой шлейф пара. Вырываясь из молочной пелены, самолёт поблескивал в солнечных лучах влажными крыльями.
          Внизу простирались пёстрыми лоскутами полосатые, желтые, светло-зеленые и золотистые поля в рамках из чёрных мелиорационных каналов, выстроившихся в рядок кустарников и просёлочных дорог. Красочная картина порой нарушалась кривой линией белёсого автобана. Скоростное шоссе вилось по невысоким холмам и упиралось в терракотовое пятно с сероватой, толстой каймой спальных и заводских районов маленького городка. Разрушив на половинки по-немецки строгий и выверенный городской порядок, автобан вился по просторам дальше. Иногда, делая жалкие попытки прервать видимую бесконечность белёсой линии с мчавшимися по ней грузовиками, легковушками и автобусами, её перекрывали мосты других дорог.
          После очередного облака, перетекавшего из одной формы в другую и исполнявшего некий танец своими легкими частичками, к могучему автобану присоединилась старшая сестра – железная дорога. Молодясь, поигрывая солнечными зайчиками на рельсах, она исчезала вслед за братом в серой дымке на горизонте. А по ней, стремясь туда же, нёсся алой стрелой пассажирский экспресс.
          Мы подлетали к Франкфурту. Самолёт постепенно снижался: на домах уже можно было разглядеть крохотные окна, а тёмно-зелёная, пенистая масса лесов и ровных полей стягивалась коричневыми и белыми нитками древесных стволов. Посёлки и пригороды мегаполиса замелькали под крыльями с частотой белой прерывистой линии на шоссе.
          Другая алая стрела отходила от станции какого-нибудь Ниддерау или Майнталя, везла рабочий люд во Франкфурт. Маленькие легковушки разыгрывали шашечные ходы на автобане, обгоняя друг друга. Не вмешиваясь в эту игру, стройными рядами по крайним правым полосам степенно ползли фуры. Машин становилось всё больше и больше - трафик уплотнялся. Запестрели в серо-красно-зелёном ритме спальные районы Франкфурта. Им на смену пришёл высокий, строгий и деловитый, в смокинге из тёмного стекла центр штадта[1].
          Этот вид в иллюминаторе не задержался, хоть и менялся медленнее - небоскрёбы растворялись среди жилых микрорайонов, таяли за обширным Центральным Вокзалом. Сверкнула бликами на воде река Майн, и вновь «Ревун» летел над домами, чуть ли не цепляясь выпущенными шасси за печные и вентиляционные трубы, над заводами и фабриками, огромными гипермаркетами, что обосновались на окраине мегаполиса.
          Через несколько минут, борясь с воздушными потоками, самолёт коснулся взлётно-посадочной полосы. По правому борту – как раз с моей стороны - понеслось, замедляясь, длинное здание международного аэропорта, на крыше которого расположилась монорельсовая дорога, соединяющая многочисленные крылья этого необъятного строения. Его облепили пчелиным роем десятки машин различных авиакомпаний. На их фоне выделялись фюзеляжи с синим журавлём на желтом круге – эмблемой известной во всём мире «Люфтганзы».
          «Ревун» пронёсся мимо всего этого, визжа резиной шасси. Он докатился до конца полосы, и на малой тяге поехал по отдельной дорожке в обратную сторону, к улью.
          С открытым ртом я смотрел в иллюминатор на огромнейший международный аэропорт. Он был крупнее стокгольмского в несколько раз, и внешне оба очень разнились. Правда, в номинации «архитектура» выигрывал образец скандинавского дизайна: он олицетворял современные тенденции в строительстве, превосходство форм и технологий, а франкфуртский аэропорт был памятником конструктивизму, если закрыть глаза на монорельсовую дорогу на крыше.
          Распугав мелкие в сравнении с самолётом автобусы, пикапы и прочий обслуживающий транспорт, «Ревун» расположился на отведённой ему площадке. Рукав переходного коридора обхватил люк, и, попрощавшись со стюардессами, я впервые в жизни ступил на немецкую землю.
          По рукаву я прошёл в аэропорт и очутился в небольшом зале ожиданий. Передо мной рядами стояли пустые кресла. Сбоку от дверей ворот расположилась стойка: жёлтая, в широкую хромированную полоску, за которой сидели две девушки – немки – в голубой униформе с красовавшимися на ней стилизованными под эмблему синими журавлями. Они болтали на одну из вечных женских тем, им не было никакого дела до бешеного, бурлившего потока людей, вещей и электротележек, проносившихся по другую сторону зала ожидания, с рядами кресел, напомнивших мне японский сад камней.
          Это бесконечное и бурное, со своими водоворотами течение повергло меня в шок. Казалось, что стоит сделать один шаг, и оно тут же закрутит, завертит и понесёт против моей воли по широким коридорам аэропорта. В Стокгольме по чётким и информативным указателям было легко найти и правильное крыло здания, и ворота. А во Франкфурте меня обуяла паника - испугался, что заблужусь. Вместе со страхом и растерянностью, под ручку, появились мысли о том, зачем я дал уговорить себя на авантюру с поездкой в Штаты, разлучившую с любимой девушкой и привычным образом жизни. Набирала силу отошедшая на второй план тоска. Пришлось в срочном порядке брать себя в руки - отступать было некуда.
          Извинившись, я побеспокоил болтавших немок.
          - Первый раз во Франкфурте, не могу сориентироваться, - чтобы плыть в людском потоке в нужном направлении, пришлось ворошить память. Словно доставая из бабушкиного платяного шкафа семейные реликвии – пыльные и давно забытые, я отыскивал в голове слова, способные помочь. - Вот мои билеты. Посмотрите, пожалуйста...
          - Ваши ворота в секторе межконтинентальных перелётов, - с квадратным немецким акцентом ответила мне одна из девушек.
          - И где это?
          Я нуждался в развёрнутом описании пути.
          - Мы находимся в секторе «А», - девушка показала на двери, через которые я вышел с самолёта. – Видите рядом с номером ворот литеру «А»?
          Я кивнул, а немка протянула руку в сторону коридора.
         - Сейчас повернёте направо... и дойдёте до большого зала. Там ищите указатели в сторону ворот с литерой «В». Всё очень просто. Никуда подниматься или спускаться не надо, и не сворачивайте в стороны. Коридор прямой.
         - Далеко идти? – поинтересовался я.
         - Зависит о того, с чем сравнивать. Ваш рейс через полтора часа. Успеете.
         Поблагодарив немок, я забрал билеты и широким шагом поспешил в указанном направлении - к воротам, за которыми исчезала длинная дорога в США.
         Успокоившись, я отдался во власть магии путешествия - впитывал как губкаувиденное и поражался тому, каким далёким, волшебным и невероятным может бытькому-то привычное слово «Денвер», мой следующий перевалочный пункт послеФранкфурта. Шагал по серым, большим плитам аэропорта, протискиваясь между шедших, бежавших, сидевших на своих чемоданах и лежавших на полу в их окружении людей, и всё ещё не мог поверить, что лечу за океан и что подобно Колумбу открою для себя Америку.

[1] Stadt – (нем.) город