Рассвет на пятом этаже

Три. Августовские яблоки

Наутро, вернувшись домой, Галя поймала на себе недовольный взгляд тёти Даши и начала оправдываться:

– Ну я же у Дианы была...

Тётя Даша, подвязанная красным фартуком, пристально смотрела на неё из дверей кухни. По квартире расплывался тёплый аромат варящейся манки: потянуть носом – а в пустом желудке начинает урчать.

– Вы завтракали? – осведомилась тётя Даша. – Тебе кашку класть?

– Да, – кивнула Галя.

– Что – да? завтракали или нет? – сосредоточенно свела брови к переносице тётя Даша.

– Не завтракали.

Кухня пахла чистотой – в ней витал едва уловимый запах хлорки, которой тётя Даша протёрла стол. На чуть липкой ажурной клеёнке появилась тарелка манной каши. Галя села, взяла ложку – большую, овальную; потому что, говорят, большому куску рот радуется. Особенно – когда сильно хочется есть. Ещё говорят, голод – лучший соус.

Манная каша – густая, горячая, в ней растекается жёлтым растопившееся масло. Небольшой кусочек, как тающий айсберг, возвышался по центру, медленно оседая, всё уменьшался-уменьшался-уменьшался.

К каше тётя Даша подала тарелку с крыжовником и яблоком. При этом она гордо заявила:

– Крыжовник и яблочко – свои, с сада.

Галя улыбнулась, поднося ложку с кашей ко рту.

Между её ногой и ножкой стола прохаживалась кошка, изгибая спину и хвост. В пространстве, ограниченном тонкими кошачьими рёбрами, вибрировало что-то тёплое и довольное и заполняло всю кухню.

– Я сегодня пойду в сад, – говорила тётя Даша. – Пойдёшь со мной или дома побудешь? Там надо Владимир Иваныча попросить, чтобы у вишни сухой сук спилил. Я бы и сама, но там лезть на стремянку надо. Я, вон, в прошлом году с этой стремянки и навернулась... – и продемонстрировала белёсый рубец на загорелом предплечье.

Галя посмотрела, сочувственно покачала головой, а затем протянула:

– Оооййй, нет, прости. В сад сегодня не пойду.

– Ничего, не ходи.

– Просто тут Маша попросила со Славой посидеть, – пояснила Галя, размазывая и смешивая с маслом кашу на тарелке.

– А, ну посиди, – кивнула тётя Даша, – тогда оставайся. Но не хочешь Славочку в сад привести? Свежий воздух всё-таки...

– Посмотрим, – передёрнула плечами Галя.

– Ну, хорошо, хорошо. Да уж, ну и имя для девочки придумали – Слава...

– Угу. Но это, как бы – от Ярославы.

– Ну да... Но всё равно: девочку – Славой называть!

– Но называют же Сашами и Женями, – заметила Галя.

– Нет, ну это другое...

В приоткрытую форточку тянуло свежестью близкой воды. Во дворе поскрипывали качели, ездили машины, тётки перекрикивались с балконов друг с другом. Солнце медленно катилось с востока в зенит. Дворы постепенно прогревались. Ещё чуть-чуть – и весь город потонет в мареве, где блеск бортов автомобилей будет растворяться в поднимающемся от асфальта паре.

А в садах, скрытых пологом сосновых крон, будет вовсе не так душно, как на улицах, и свежий озоновый аромат хвои смешается с запахом опадающих яблок. В августе яблоки падают на землю с глухим звуком, прокатываются под уклон, тихо шелестя по траве, а шершавые стволы, изломанные ветки старых яблонь протяжно поскрипывают на ветру – или это сосны? Это ветер заблудился в сосновых кронах.

Брызнет тягучая, сладко пахнущая вишнёвая смола из-под коры надломленной ветки. Когда смола подсохнет тёмно-золотистой слезой, её можно будет сорвать и жевать, но важно, чтобы не слепились зубы...