Рассвет на пятом этаже

Пятнадцать. ГУП "Ритуал". На Покровском морось

Этот день выдался не по-летнему прохладным, и перед выходом на улицу Макс Тресвятский завернулся в коричневую толстовку с растянутыми и засаленными на локтях рукавами. С пола в прихожей он поднял заранее подготовленный пакет с парой пустых пластиковых бутылок, матерчатыми хозяйственными перчатками и садовой тяпкой, у который между зубцами присохли комки почвы, и, согбенный, вышел за порог. Остановился на лестничной площадке. Ощупал и обшарил карманы, чтобы удостовериться, что взял всё необходимое: кошелёк, складной нож и зажигалку. Выдохнул – так выпустил из лёгких воздух, что скукожился ещё сильнее.

Каждый раз, когда он выходил за порог с этим скромным скарбом, то как-то особенно остро ощущал время: прожитое отдавалось яснее – и чувствовал себя сразу в один миг постаревшим на десятки лет. И не седина в волосах делала его стариком, а те простые предметы, которые он нёс с собой.

То же самое носила бабка, когда ходила на кладбище. Когда могла ходить и отдавать себе отчёт, куда идёт. У неё ещё были угловатые кисти рук и короткие рубленые пальцы, и по стечению обстоятельств (сиречь – по воле генетики) Максу достались руки той же формы. Думая об этом, он не знал, что хуже: что родной человек с такими же руками мёртв и эти руки под землёй обгладывают черви, или то, что это означает присутствие в нём бабкиных генов, следовательно, и возможность предрасположенности к болезни Альцгеймера.

Макс Тресвятский бегом спустился по лестнице, толкнул тяжёлую металлическую дверь и вырвался во двор. Улица обдала его лицо дыханием ворвавшейся невовремя осени: деревья зелены, но небо затянуто пыльными тучами, просыпающими морось, и в холодном ветре как будто бы чувствуются отголоски прелой павшей листвы. Макс небрежно накинул на голову капюшон. Ветер покачнул торчавшие из-под капюшона лёгкие полупрозрачные прядки.

Зонт не взял!

Из двора Макс вышел на остановку, притулившуюся близ круглосуточного ларька с синей крышей. Забился в подошедший автобус, у которого на табличке у лобового стекла конечным пунктом значилось Покровское кладбище. Макс сел на сиденье у окна в самом конце салона, расставил ноги, запрокинул голову и закрыл глаза. Он не хотел спать – не хотел видеть стариков в салоне муниципального автобуса. Только не дышать нельзя – а воздух в салоне пропитан стариками.

Погрузившись в свои мысли – реалистичные, как горячечный сон, – Макс потерял счёт времени. Его тело находилось в автобусе, на сиденье в конце салона. Одновременно он находился в двух местах: внутри своей головы он сидел на диване в своей квартире. Там было непривычно светло и даже, вроде как, убрано. Он был не один: на коленях у него сидела девушка. Она приникла к нему, прижалась грудью, обвила шею обеими руками и положила голову на плечо. Макс одной рукой обхватил её за талию, другой впивался в упругие ягодицы, наполовину обнажённые бордовыми шортами с белой каёмкой. Девушка вертела головой, откидывая мягкие, отсвечивающие латунью волосы, подставляла поцелуям веснушчатые щёки, губы, тихо отрывисто посапывала. Такая милая, с таким юным упругим телом...