Рассвет на пятом этаже

Сорок девять. Речная прохлада в жаркий день

– Какая же, блять, парилка, ну пиздец, ща сдохну, – сказал сам себе Макс Тресвятский, теребя ворот футболки, чтобы хотя бы чуть-чуть охладить вспотевшее тело.

Из-под волос, по лбу, по вискам, за уши стекал пот.

Запах речки, проникавший в открытое окно, в этот день был особенно заманчив, но Тресвятский изнемогал от жары в своей душной кухне и давился окрошкой на квасу. С вялой зеленью. Он припоминал недавний разговор с Лизой на балконе в квартире этажом выше и проклинал уже не существующий дольненский жилищно-строительный комбинат.

Квас слегка шипел во рту.

Макс отложил ложку (звякнуло металлом о фарфор) и стянул с себя футболку. Обнажилось бледное щуплое тело – бледное, как будто к нему никогда и не прикасалось солнечного света – обтянутые тонкой кожей выпирающие оси рёбер, впалый живот, коричневые пятна сосков.

Макс взял ложку и продолжил есть. Медленно. Вдумчиво. Методично. Спину слегка обдувало из окна тёплым ветром, и липкий пот остывал, высыхал. Короткими пальцами с коротко постриженными ногтями Макс поскрёб чешущуюся шею. Чесаться меньше, что неудивительно, она таки не перестала.

На секунду ему представилось, что напротив поставлено зеркало, и он может смотреть со стороны на себя, пока ест – такого неказистого. Присутствие за трапезой отражения отбивает весь аппетит – заключил Макс. Поморщился. Посмотрел на кисти своих рук – как годовалый младенец, выстраивающий самосознание, соотносящий своё метафизическое «я» со своим телом. Его руки уже не были маленькими и нежными, с ямочками – широкие, угловатые, жилистые, с выпирающими костяшками, с короткими, рубленными пальцами. На среднем пальце правой руки – костная мозоль, набитая ещё в школе. И неужели это – его руки?..

Макс впал в кратковременный ступор: нет, само собой, в двадцать шесть лет у него уже не могло быть пухлых младенческих ручек, но разве и такими они – могли быть? Грубые – но всё ещё очень похожие на бабкины. Это – он? Разве это у него такое щуплое, нелепое тело, такое по-настоящему косое-кривое, нездоровое?.. Как неприятно ощущать себя в нём, в этой собственноручно протравленной мясной избушке.

Мерзость.

Как может быть не противно прикасаться к нему, смотреть на него, находиться рядом с ним?.. А каково – находиться в самом себе! У Макса спазм сжал горло, вот-вот вырвет. Окрошка выплеснется обратно, прямо на стол, и будет с примесью то ли желчи, то ли желудочного сока. Даже несвежей окрошке из отдела кулинарии и полуфабрикатов в супермаркете мерзко находиться внутри этого тела.