Рассвет на пятом этаже

Сорок два. В сумерках на балконе

Остаток дня Макс маялся одиночеством в своей квартире. Невыносимо привычное пространство: он метался из комнаты в кухню, из кухни обратно в комнату и на балкон. За ним следовал бледный сумрак – взвесь сгоревшего табака. Как призрак, обволакивающий его и хотевший утащить за собой – туда, где он уже однажды был...

Изнутри грудной клетки его распирало – кипучая ненависть, брезгливость к самому себе. Он смотрела на свои руки, из-под кожи которых проступали синие вены, и видел, как их трусит мелкой дрожью.

В пачке оставалась последняя сигарета.

На балконе он забился в угол, спрятавшись за оплетшими балконную решётку пластиковыми полосами. Сел прямо на крошащуюся, ничем не покрытую железобетонную плиту. Прохладную. Так с улицы его никто не видел, а он видел сваленные на балконе банки, корзинки, пылевыбевалку, старую люстру, велосипедные колёса, свёрнутый ковёр, а ещё – чистое голубое небо, накрывшее весь район и подпалённое вечерним светом, и окна домов напротив. Он слышал привычные звуки со двора: шум проезжающих машин и скрип качелей...

Вокруг него, между железобетонными коробками, царила жизнь.

Макс заглянул в открытую пачку, слегка потряс. Последняя сигарета, толстая, с обёрнутым рыжей бумажкой фильтром, и крошки сухого табака заелозили в пачке.

Валя курила исключительно тонкие женские сигаретки с отдушками...

У неё были бескровные пальцы, бескровное белое лицо и блеклые, почти бесцветные глаза, которыми она смотрела так устало-устало... Взгляд её никогда не выражал никаких эмоций – ни радости, ни злости, ни раздражения. Её глаза, как будто бы катаракта, застили безразличие и апатия. Всегда, даже по утрам после чашки кофе, она выглядела очень усталой. Движения её были флегматично медлительны. Когда Макс смотрела на неё, ему казалось, что он смотрит сквозь, потому что она существует вне.

В первом приближении Валентина всегда казалась невозмутимой. На самом деле то, что происходило в её душе, было непостижимо, и Максу часто приходилось успокаивать её, когда она вдруг начинала плакать без видимой на то причины.

Поэтому тогда он выбрал Юлю – которая никогда не плакала при нём.

Валя закинула в рот пригоршню таблеток снотворного и запила водкой. После того, как из общежития её увезла «скорая», её соседка с презрением косилась на Макса. Другие соседки по блоку закатывали глаза и называли её истеричкой и манипуляторшей. Макс чувствовал свою вину, поэтому ежедневно после пар ходил в больницу – сначала в токсикологическое отделение (где позже оказался и сам), а затем в отделение терапии.