Рассвет на пятом этаже

Двадцать один. Белый

Фильм закончился.

– Что будем делать? – обратился Юра к Лизе.

Та пожала плечами, глядя в свою чашку из-под какао. На дне и стенках налипли мелкие рыхлые комочки неразварившегося какао-порошка. У Юры какао всегда получалось очень вкусным – густым, нежно-шоколадным – потому что он не соблюдал рецептуру с торца коробки с какао-порошком: клал этого порошка раза в три больше. Ещё – добавлял щепотку корицы для аромата. Он говорил, так делала мама, и у неё получалось самое вкусное какао, какое только ему доводилось пробовать.

Юра потянулся с дивана к своей чашке, одиноко стоящей на журнальном столике. Он подумал, что это закономерно: в силу того, что всё имеет свойство заканчиваться, за приятными моментами всегда следуют неприятные. Отчётливо видно на этом примитивном бытовом примере, когда так хорошо было возиться на кухне, варить какао, пить его с суфле, глядя фильм – а в итоге надо мыть чашки, отмывать со стенок неразварившиеся шоколадные комочки...

Это ещё ничего...

Юра забрал кружку из рук Лизы, мельком заглянув в блеклые голубые глаза под золотистыми ресницами. «А что следует за неприятностями?» – подумал он.

Лиза сомкнула сухие губы (при их соприкосновении очень хорошо ощущалось то, какие они жёсткие и шершавые), обвела взглядом комнату. Это была Юрина спальня и, по совместительству, гостиная. Она была раза в полтора больше, чем та комната, в которой жила Лиза, но казалась гораздо теснее из-за громоздкой нефункциональной обстановки: шкаф-стенка из древмассива под потолок, диван, служивший для Юры спальным местом, втиснутый между ним и компьютерным столом шифоньер, тот самый журнальный стол, пара кресел, тумба под телевизор и три бесполезно загромождающих пространство стула. Прежде здесь жили родители. Тогда Юра с маленькой Лизой вдвоём ютились в крохотной комнатушке.

Родители собирались переехать в четырёхкомнатную квартиру в строившемся тогда жилом комплексе на другом конце Дольненска, через речку, у леса, и откладывали деньги. Только не успели: погибли.

Отложенные деньги остались Юре – напополам с Лизой.

А Лиза всматривалась в потемневшее оконное стекло, в котором явственно отражалась люстра и совсем едва – она сама. В темноте за окном просвечивали редкие мутно-золотистые окошки.