Рассвет на пятом этаже

Сорок четыре. Незримые соседи где-то вокруг

Галя хотела закричать и позвать на помощь, но обнаружила, что голос не подчиняется ей: горло пересохло и сжалось, голосовые связки онемели. Это вмиг стало чьё-то чужое, не её тело. Глаза стали не её. Она как будто отстранённо наблюдала с безопасной позиции это грязное, страшное кино про какую-то другую девочку, и не могла никак повлиять на сюжет и выключить – не могла.

Где-то в параллельной реальности за прозрачной шумоизоляционной перегородкой Юра сорвал с неё сразу шорты и бельё, стянул с себя штаны и накрыл её своим тяжёлым потным телом. Резкая боль, как в первый раз – это организм пытался защитить её, но мерзкое, чужеродное вторгалось в неё. Она ощутила толчки изнутри живота.

Мерзкое дыхание. Капля липкого пота падает с чужого тела.

Галя обречённо повернула голову, чтобы не видеть хотя бы безумного лица над собой. Из-за дивана выполз безучастный таракан и понёс свою тяжёлую хитиновую спинку в одному ему ведомом направлении. Галя закрыла глаза, и из них выжались слёзы – такие же липкие, как пот с чужого тела.

Ледяные руки, как наручники, держали её запястья.

Юра оскалился и запрокинул голову. Галя не видела этого, но почувствовала, как головка его члена с силой уперлась и натянула нутро.

Как взрыв ядерной бомбы: на нём не было презерватива. Значит, это останется в ней. Это останется с ней – липкое, белое, чужое, грязное... Новый спазм передавил горло. Галю затошнило. Вот бы эта мерзость вышла из неё с блевотиной.

Холодные пальцы разжали её запястья. Юра встал на ноги, тыльной стороной ладони утёр выступивший над верхней губой густой пот и покосился на Галю – поруганную. Она лежала на диване, закрыв глаза, и плакала, сотрясалась всем телом. Прижимала скрещенные руки, закрывая грудь, ноги были раздвинуты, а из вагины очилась сперма вперемежку с кровью.

Этого Юре показалось мало.

Не одеваясь, он сходил в другую комнату, принёс пылящую прохудившуюся простыню, легко, с треском, рвущуюся вдоль основы (как отделяется разваренное мясо – по длине волокон). Разорвав ткань на длинные ленты, Юра схватил Галю за волосы и стащил с дивана. Как мешок, набитый чем-то тяжёлым, она шлёпнулась об пол.

– Что ты ноешь? – выдавил сквозь зубы Юра и, намотав длинные локоны на кулак, ударил Галю коленом в челюсть.

Она взвизгнула от боли и ощутила во рту неприятный окисложелезный привкус собственной крови, ещё – что-то твёрдое и острое, как будто откололся кусок эмали или зуба.

– Ты запачкала мой диван, сука! – вскричал рассвирепевший Юра и, туже намотав её волосы, ткнул Галю лицом во влажное пятно на диване, тоже пахшее кровью.

Затем он оттащил её за волосы к батарее. Галя упиралась, за что получила ногой по рёбрам. Чуть ли не до хруста. Юра швырнул её к стенке, так что она ударилась затылком о батарею, и обрывком простыни примотал её за руки к трубе.

– Что я тебе сделала? – смогла только пролепетать Галя, но Юра опустился на корточки (между ног у него свисал слегка обмягший член), пропихнул ей в рот, как кляп, ещё один лоскут старой простыни, заглянул в испуганное лицо и сказал:

– Ты меня кинула, шлюха. Променяла на своего лоха. Ну, и на что ты теперь похожа? – и наиграно-ласково скользнул пальцем по кончику её носа.

И снова – грубо набросился на неё, стал насиловать. При этом больно кусал за грудь. Гале оставалось только плакать.

Потом он опять, со звериным рычанием, кончил в неё, вынул член, встал, ушёл. Вернулся с сигаретами. Сел на корточки и закурил, выдыхая противный дым прямо ей в лицо. В закрытом помещении от этого глаза у Гали слезились только сильнее.

Юра курил с нарочитым изяществом, задрав острый подбородок и косо глядя на Галю снизу вверх. Докурив, он клеймил её, затушив окурок о её грудь.

Ушёл.

Пропадал где-то несколько минут, которые показались Гале, ни много ни мало, вечностью. Пусть это всё закончится. Если это закончится только с её смертью – пусть она умрёт. Прямо сейчас.

Юра вернулся, всё ещё неодетый. Набросился на неё, сжал горло обеими руками и продолжил насиловать. Галя теряла сознание.

У незримых соседей возились собаки, плакали дети, играла музыка, работал телевизор – и никто из них не догадывался (или не хотел), что происходит в квартире тридцать три прямо сейчас. Такие же незримые соседи не догадывались (или не хотели) в Новокузнецке, что садист держит в плену девочку и кормит супом из её подружки, в Нижнем Новгороде, что тихий сумасшедший бальзамирует тела с кладбища...

Но вот – Юре надоело. Он отвязал Галю, выволок её всё так же за волосы в пихожую, швырнул ей вещи и с пренебрежением бросил:

– Вали нахуй.

Галя наспех оделась и на подкашивающихся ногах вышла в подъезд. Среди зелёных стен и пересечений накрестлежащих перил дышалось легче, чем в страшной квартире. Рвотный комок в глотке подступил ближе. Галя протянула руку и, придерживаясь за изгиб перила, наклонилась. Повисли спутанные космы. Её вырвало прямо на лестничную площадку – и теперь подъезд заполнил невыносимый солоно-кислый запах, колющий ноздри.