Рассвет на пятом этаже

Пятьдесят один. Сво-бо-да

На мгновение пучок ослепительного белого света выхватил из толпы бледное, как посмертный слепок, угловатое лицо, прошёлся по растрёпанным русо-сиреневым волосам, и Юра шепнул напарнику, что отойдёт на минутку. Затем он, как паук, сжал пальцами угловатое Юлино плечо, прощупывая косточки, и как паук же, поволок её к глянцевой чёрной двери.

Юля вовсе не упиралась – оттого ли, что у неё не было сил, оттого ли, что была на всё готова.

Весь вечер Юра ждал её, до дрожи волновался, что она забудет про их уговор на той остановке, не придёт... Он боялся и того, что со стороны может быть заметно, как он прячет что-то в кармане джинсов, и все, кто замечают, сразу обо всём догадываются; боялся также и того, что кто-то настучал в наркоконтроль, и именно в этот день в «Космос» нагрянут люди в балаклавах и сером камуфляже. Все его страхи, имевшие определённые причины, чётко очерченные лица, где-то глубоко внутри сливались вместе и смешивались в одну невнятную, липкую тревогу, которая колотила изнутри мелкой дрожью и чуть ли не перерастала в какой-нибудь тик. Сосредоточиться на рутинной задаче: смотреть документы на входе – представлялось Юре делом нелёгким, но эта сосредоточенность хоть как-то отгоняла нарастающую тревогу...

И вот, наконец – Юля пришла.

Юра нащупал в кармане свёрток, а затем потащил Юлю к туалету.

Освещение там было значительно ярче, чем в зале, так что, зайдя, Юля как будто с непривычки закрыла глаза (серые, в сиреневых жилках веки обтянули чересчур выпуклые глазные яблоки), помешкала у порога. В таком ярком, практически дневном свете она выглядела как нечто инородное – возможно, потустороннее существо. Она была долговязая и очень худая, с большой головой, что только придавало ей сходство с восставшим мертвецом.

Юра смерил её взглядом.

Она открыла глаза, под которыми отпечаталась темнота синяков, и больно посмотрела на Юру. Он молча вынул из кармана чёрный свёрток, продемонстрировал ей (из рук, издалека), Юля собрала волосы и покорно опустилась на колени. Руки у неё были холодные, а движения – механистичные.

Юра смотрел, как её макушка внизу монотонно движется вперёд-назад, чувствовал, как она давится, как спазм сжимает её глотку. А Юля закрыла глаза, и у неё по щекам катились слёзы. Она с трудом подавляла возникающие рвотные позывы.

Наконец, Юра напрягся. Юля выпустила изо рта его член, посмотрела пустыми глазами вверх, а затем склонилась над унитазом. Дала волю всем рвотным позывам и с плеском извергла из себя жёлтый хлорнокислый поток. Юра брезгливо поморщился от едкого запаха, застегнул джинсы, бросил ей небольшой чёрный свёрток и ушёл.

Он ненавидел запах рвоты больше, чем что либо на свете.

Закрыв за собой дверь туалета, где оставил Юлю и свёрток с героином, Юра остановился... Глядя перед собой – на подсвеченный неоном бар, на мерцающие тела в темноте, – он почувствовал и в полной мере осознал, что такое – свобода. Это значит – ничего не бояться, ни о чём не переживать.

Никто не запалит с наркотой. Никто не повесит «два-два-восемь». Никто не...

Никто.

Это значит – совсем никто. Совсем ничего. А сколько, получается, будет стоить такая – свобода?

Чем он сейчас – несвободен?