Рассвет на пятом этаже

Сорок один. Никто не придёт

По глянцевитой белой поверхности столешницы бежал таракан, преследуемый собственной тенью. Хитиновая спинка – тоже глянцевитая. Крошечные ножки, составленные из члеников в хитиновой оболочке, быстро шевелятся. В квартиру на четвёртом этаже пришли полчища тараканов и плотно обосновались здесь. И самые смелые из них пробегали по кухне днём, когда же становилось темно, множество тараканов показывалось из своих укромных щёлочек, из своих потайных уголков. Некому было вытравить их из квартиры, и они соседствовали с Юрой. Жили с ним как те соседи в коммуналке, которым совершенно индефферентно друг на друга: Юра оставлял мусор и крошки – тараканы подъедали мусор и крошки.

Также квартиру с Юрой и тараканами делили мухи. В основном, они скапливались на кухне над развалами мусора и наполняли пространство жужжанием часто колеблющихся крылышек. Оконные стёкла от мух покрывались, точно родинками, хаотичными тёмными точками.

Мухи Юру, в отличие от тараканов, донимали чуть более ощутимо: потому что имели наглость приземляться ему на лицо, когда он спит. Прикосновения мушинных ножек Юра ощущал особенно остро – как будто кто-то во сне вонзал ему в плоть иголки, и от этого он просыпался.

Юре снилась Лиза. Она была живой и даже, кажется, совершенно здоровой – разговаривала, улыбалась ему, и её глаза сверкали задорными искорками. Как ни в чём не бывало. И Юра говорил с ней, ему было легко и хорошо – разве что, под слоем этого блаженства притаилось предательское воспоминание: скрюченный конвульсиями желушный Лизин трупик. Юра собственными глазами видел его, как Фома в Христовы раны, погружал персты в холодную скользкую испарину. Эта смерть была незыблилмым фактом, но глядя на солнечную, полную жизни Лизу, Юра осознавал, что её смерть прошла мимо, случилась где-то в другом измерении, и хотел остаться здесь. Он чувствовал себя невозможно виноватым перед своей сестрёнкой, за которую был всецело ответственен, и жаждал искупить вину. Если в этом чудесном измерении потребуется чем-то пожертвовать, Юра решительно готов пожертвовать собой.

Благосклонная судьба послала ему этот шанс – поистине уникальный – возможность прожить жизнь заново, прожить с Лизой, прожить счастливо. Каким бы невозможным это ни казалось, но разве Юра не заслуживает такого чуда? Должно же воздаться по страданиям. Не всегда же жить в непролазном горе.

Но сны кончаются – и горько, уверовав в них, открывать глаза в реальном мире. Так в детстве снились новые игрушки, и встав утром с постели, Юра бежал проверять, ожидая найти их там, где оставил во сне. Но никаких игрушек нигде не было. Юра расстраивался.

Строчки из песни вспомнились:

Они не испаряются, они не растворяются
Рассказанные в сказке, промелькнувшие во сне
В Страну Чудес волшебную они переселяются
Мы их, конечно, встретим в этой сказочной стране...

В загадочной стране...

Что там – какие-то игрушки, кому они нужны? Просто бесполезные детские игрушки, из них вырастают, их радают или отправляют в спячку на антресоли. А Лиза...

– Лиза! – позвал в пустоту Юра и взвыл. – Лиза!..

Она не игрушка, её нет. Нет.

А вдруг – неспроста так похожа она была на сломанную куклу? Закрыть глаза – и искать её в стране сновидений, найти и выкрасть, вернуть, материализовать.

– Лиза! Лиза! Лиза!

Как можно было отобрать у него всё? Как можно было отобрать у него самое драгоценное? Если и есть где-то какой-то демиург – то как же он жесток! Чем Юра мог так провиниться перед ним, что все, кто был ему дорог, оставили его?..

В исступлении Юра повалился на пол, прямо вниз лицом. Слёзы из его глаз оросили паркет, оставив на досточках тёмные влажные следы, затекли в щели. Мелкие соринки впились в лоб.

Юре так хотелось быть нужным – хотя бы одному человеку.

Ему так хотелось, чтобы кто-то просто обнял его.

Некому. Никто не придёт.

Тогда Юра обхватил сам себя за плечи, лёг боком на пол, подтянул колени к животу и влажными глазами уставился в пустоту.